Оттолкнувшись от столешницы, я поворачиваюсь к ней лицом.
— Это случилось, когда я был дома во время весенних каникул? В
До этого у нас с Пейдж не было секса с рождественских каникул. Если она забеременела тогда, то сейчас бы уже была на шестом месяце, что, очевидно, не так. Мой взгляд падает к её узкой талии, потом ниже к худеньким, чуть загорелым бёдрам. Если уж на то пошло, Пейдж похудела с тех пор, как мы виделись в последний раз.
Я не забыл сказать, что она на таблетках?
Она нерешительно кивает.
— Но как? Ты же пьёшь таблетки. — Мы перестали пользоваться презервативами, когда она начала принимать оральные контрацептивы в выпускном классе старшей школы почти два года назад.
— Ничто не даёт стопроцентную гарантию, Митч. Ты и сам знаешь, — отвечает она, словно зачитав предупреждение прямо с коробки. — Женщины беременеют и на противозачаточных.
Я тяжело вздыхаю и откидываю голову, устремив взгляд к деревянным балкам, пересекающимся на потолке гостиной.
— Что будем делать?
Пейдж бросает на меня пронзительный взгляд.
— Я не пойду на аборт, — заявляет она, как будто готовится к бою.
Отлично, она читает мои мысли. Теперь я чувствую себя полным козлом. Мне знакомо, что она сейчас чувствует. У нас был такой разговор в прошлом — теоретический, конечно. Пейдж не занимала политической позиции, но это то, что по её словам, она бы лично никогда не смогла сделать. Лучше отдала бы на усыновление, чем сделала аборт.
— Я знаю, — говорю, притворившись, будто не раздумывал над этим. В конце концов, мы оба замешаны. — Я имел в виду, ты хочешь оставить его или отдать?..
Она качает головой, хлестнув тёмно-каштановыми волосами себя по голым плечам, ещё до того, как я успеваю закончить вопрос.
— Я хочу его оставить. Пр-просто не смогу избавиться от нашего ребёнка, — теперь её голос заглушается слезами.
Эти два слова вызывают непреодолимое чувство вины, почти истощающее. Я не хочу вспоминать, что это мой малыш.
Тут же я тянусь и привлекаю её к себе.
— Малышка, не плачь, — шепчу я, прижавшись ртом к её волосам и вдыхая цветочный аромат шампуня. — Я сделаю всё, что ты захочешь. — И кого вообще волнует, чего хочется мне, верно?
Она издаёт тихий удовлетворённый вздох, обхватив меня руками за пояс. Какую бы обиду я не таил, мои чувства к ней всё задушат. Я люблю её. И я буду рядом.
Нравится мне это или нет, у нас будет ребёнок.
* * *
Чертовски уверен, что Уорвику можно отправить воздушный поцелуй на прощание. Невозможность возвращения в Нью-Йорк после рождения ребёнка занимает все мои мысли, пока я наблюдаю, как Пейдж выезжает на своей золотистой Хонде с моей подъездной дороги.
Как только она исчезает из поля зрения, я моментально возвращаюсь на кухню и усаживаю зад на стул у островка. Прикладываюсь лбом к прохладному граниту вместо того, чтобы треснуться об него как мне хотелось.
Моя жизнь в полной заднице.
Понятно, что Пейдж хотела остаться, но после пятнадцати минут обоюдных заверений о том, что мы пройдём через это вместе, до неё дошло, что мне нужно немного времени наедине с собой, чтобы переварить «новости». Ну знаете, чтобы всё устаканилось. Это её слова, не мои. Я же сказал, что мы поговорим о наших дальнейших действиях позже.
Чёрт, да, мне нужно время, чтобы это переварить.
Я. Девятнадцатилетний студент-второкурсник, который живёт со своей сестрой и её семьёй.
Я не готов быть ничьим отцом. Дерьмо, да я даже не думаю, что готов о самом себе позаботиться.
Мне однозначно придётся найти работу. Переведусь в местный колледж и буду совмещать. И больше никакого футбола, конечно.
В голове мутнеет от одной мысли о том, как поменяется моя жизнь.
Звонок в дверь и последующий стук вырывают меня из размышлений. Сейчас это не лучшее занятие.
За дверью мой лучший друг Джош. Он единственный человек, который испытывает меня, одновременно стучась и зажимая звонок.