Я украдкой бросаю взгляд на Диану, которая по-прежнему стоит в дверном проёме. Беспокойство складкой выделяется у неё на лбу, глаза прищурены, а губы плотно сжаты. Так же в последнее время наблюдает за мной мама, когда думает, что я не вижу.
Я перехожу в режим автопилота и еду домой. Мне нельзя давать волю слезам. Не здесь. Не сейчас.
К тому времени, как я припарковываюсь и выскакиваю из машины, меня безумно мутит. Очумело рванув к входной двери, я суетливо перебираю ключи и отмыкаю дверь с первой попытки.
У меня с трудом выходит добраться до ванной рядом с кухней, когда мой желудок отказывается от завтрака.
* * *
— Не хочешь рассказать мне, что происходит, Митч?
Голос сестры резкий, укоряющий. Знал же, что не надо поднимать трубку. Нутром чую, что это связано с Пейдж.
— О чём ты? — ворчу я с закрытыми глазами и затхлым вкусом алкоголя во рту. Это, как и гудящая голова, напоминание о прошлой ночи. Которую я пил, пока ноги практически не перестали держать.
— Пейдж только что была здесь… Искала тебя.
От заявления моей сестры боль в голове взрывается, распространяясь на все остальные части тела. Не хочу думать о Пейдж. Я изо всех сил старался не пускать её в свои мысли с тех пор, как вернулся в Нью-Йорк.
Я не могу ей доверять. Она лгунья. Манипулятор. Такая же эгоистичная.
Обо всём этом я напоминал себе до бесконечности. Не хотелось вспоминать выражения её лица в последний раз, когда я её видел. Это не мне нужно испытывать вину. А ей.
— Она даже не знала, что ты уехал в Нью-Йорк, — добавляет Диана, когда я не отвечаю.
— Мы больше не встречаемся. Ей необязательно знать. — Господи, говорить больно. Я неторопливо поднимаю себя с кровати, пока голова протестует против каждого сантиметра.
— Ты собираешься мне рассказать, что между вами произошло?
Несмотря на шестнадцатилетнюю разницу между нами, мы всегда были близки. Все говорили, будто причина в том, что только у неё, одной единственной в доме, хватило сил идти со мной в ногу. Она же отвечала, что это потому что она всегда хотела младшего брата. К несчастью, иногда из-за разницы в возрасте она думает, что может вести себя со мной так, словно я всё ещё тот мальчик, которого она раньше носила на бедре.
Свесив ноги с кровати, я сообщаю ей:
— Нет, потому что это не твоё дело.
На мгновение повисает тишина, за которой следует продолжительный вздох.
— Митч, она выглядела…
— Я закрываю глаза.
— Не лезь, Диана, — рычу я. Не хочу знать, как она выглядела. И так трудно стараться о ней не думать. Так же трудно, как не пускать её образ в голову.
— Слушай, мне пора. Поговорим позже. — Не дав ей шанса ответить, я просто обрываю звонок.
Бросаю телефон на кровать и обхватываю руками голову. Она продолжает безжалостно гудеть. Горло сжимается, пока не становится почти невозможным глотать.
Я думаю о Пейдж. Думаю о ребёнке.
Рядом вибрирует телефон, и единственная моя мысль, что это перезванивает сестра. И она продолжит звонить, пока я не отвечу. Я хватаю его и отвечаю, не глядя.
— Диана, я не в настроении.
— Не сомневаюсь. Похоже, ты здорово набрался вчера.
Мои плечи опадают, растеряв немного напряжения. Джош.
— Твоя сестра устроила тебе трёпку?
— А когда не устраивала? — отзываюсь я.
— Как дела?
— Никак.
— Есть новости от Пейдж?
— Мы порвали. Почему они должны быть?
Джош издаёт громкий вздох, как будто рассердившись на меня. Что ж, пускай присоединяется к клубу.
— Ты серьёзно не собираешься делать тест?
— Я уже говорил тебе, что она сказала по этому поводу. — Теперь он выводит меня из себя.
— Ты же знаешь, что, скорее всего, ребёнок твой, да?
— Какая разница. — Ребёнка здесь нет. Он не реален, а я не дам себе думать о том, что будет в будущем. Не хочу. У меня просто крыша слетит.
В любом случае, она сама сказала мне уходить. И после всего сделанного ею, она должна понимать, почему я хочу тест на отцовство.
— Твоя сестра знает? — осведомляется Джош. Он думает, я должен был рассказать Диане до отлёта в Нью-Йорк.
— Нет.
— Когда планируешь рассказать ей?
— Если Пейдж хочет сказать ей, пускай. Сам я не стану ей ничего говорить, пока не буду знать наверняка, что ребёнок мой.
Снова возникает долгая пауза, и представляю, как Джош закатывает глаза. Это не первый наш такой разговор и, уверен, не последний.
— Что с тобой не так? Ты же первый сказал, что ребёнок, может, даже не мой. Теперь же ведёшь себя так, будто сам провёл чёртов тест и ребёнок — мой. — Он мой лучший друг. Разве он не должен быть на моей стороне?
— Да, но ты вообще не собираешься делать тест. Я думал, ты, по крайней мере, его сделаешь. Что если ребёнок твой?
— Знаешь что, дай мне самому разобраться со своими делами, хорошо? В последний раз, когда я послушался твоего совета, она вышвырнула меня из дома, — сорвался я.
Что это, день нагромождения вины для Митча?