Ловушка горше смерти

Все происходящее напоминало блюдо, приготовленное на скорую руку, — получилось вроде недурно, но никак не понять, почему и каков рецепт. Тем не менее эта случайная экспозиция оказалась впоследствии первой за шестьдесят лет выставкой одного частного собрания, отчего и вошла в анналы. Однако те, кто пытался потом повторить этот эксперимент, неизменно встречали жесткий отпор властей. Походило на то, что Протвино и в самом деле было своего рода полигоном для спецслужбы, приноравливавшейся к условиям пос-лехельсинкского детанта. Марк сыграл внаглую и неожиданно выиграл. Теперь оставалось одно — с достоинством отступить в тень, не понеся серьезных потерь.

Народу в вестибюле, где висели полотна, набилось как сельдей в бочке.

Весь научный городок был здесь, наши и не наши, Марка сейчас же представили знаменитому математику, членкору, который полгода спустя отбыл в Штаты.

Мальчишки-физики, сверстники Марка, смотрели на него — желтого, сухого, словно папирус, в темных очках, — как на Господа Бога. Знаменитость пожала Марку руку и сиплым тенорком обронила: «Благодарю», после чего занялась своей трубкой, исподлобья сверля взглядом картины.

Марк выбрал вещи, которые сам ценил больше всего, — два десятка небольших по размерам работ. Очень русские, простые и поразительные. Иные из них самим авторам казались эскизами, но теперь, сойдясь с другими, образовали удивительный по силе и едкой горечи ансамбль. Даже самый зачерствевший дух не мог отозваться хотя бы слабым, но искренним движением…

В полдень, когда Марк уже порядочно подустал от рукопожатий и разговоров, его отозвали в сторону — чужие, сразу отметил он и тотчас подумал — все, готово дело.

Человек с лицом трактирного полового повел его в уголок, где сгрудились те, кто до открытия стояли особняком. За Марком двинулись было его приятели-физики, приглядывавшие за порядком в фойе, но он остановил их жестом.

— Марк Борисович, — было сказано ему, — мы тут кое-что обсудили… — Говоривший явно был среди них старшим и привык отдавать распоряжения, причем по телефону, так как глядел куда-то мимо уха собеседника.

— С кем, простите, имею честь? — осведомился Марк, изобразив любезную улыбку, но уже заранее ощетиниваясь.

— Меня зовут Виталий Сергеевич, — сообщили ему, не развивая более этой темы. — Мы осмотрели вашу э-э… экспозицию и склоняемся к мысли, что вы могли бы оказать некоторую, ну, скажем, помощь в одном немаловажном деле.

— Кому? — быстро спросил Марк.

— Допустим, некоему весьма влиятельному лицу. Видите ли, на повестке дня стоит вопрос о формировании личной коллекции Андрея Андреевича…

— Кто это — Андрей Андреевич? Человек засмеялся, а с ним и окружавшие его, затем погрозил пальцем.

— Совестно вам! В вузе у вас какая оценка по истории партии?

— Не помню, — отвечал Марк. — А при чем тут это?

— При том, молодой человек, что членов Политбюро полезно знать и по имени-отчеству. Но мы отвлеклись.

— Но в чем же может состоять…

— Не торопитесь. Все, что от вас требуется пока, — по возвращении в Москву позвонить вот по этому телефончику, — ему протянули твердую глянцевую пластинку картона с отпечатанным на машинке номером, — представиться и далее действовать в соответствии с тем, что будет сказано. Полагаю, никаких особенных затруднений у вас не возникнет. Не откладывайте звонок. Это и в ваших интересах. А теперь — всего вам наилучшего.

Не подавая рук, серо-пиджачная фаланга промаршировала к выходу.

Марк отвернулся к стене, зажмурился и выдохнул: «Паскуды!»

Ясно было одно — оставлять картины на ночь нельзя. Раздумывать о том, что означает предложение, которое на самом деле никаким предложением не являлось, времени не оставалось, и он решительно отправился искать заведующего.

Тот был уже под хмельком, купаясь в лучах собственной славы и всемогущества, но едва сообразил, чего хочет Марк, заломил руки и завопил:

— Это совершенно невозможно! Завтра обещали быть дирекция института и люди из президиума академии! Что я должен им говорить? Марк, я погиб, вы меня зарезали!

— Нет и нет. — Марк был неумолим. — Есть основания полагать, что, если выставка простоит до завтра, у вас могут быть куда более крупные неприятности.

Собирайте ваших людей, через час все должно быть размонтировано и упаковано. Да поторапливайтесь же! Не будьте идиотом!

Трудно было судить, не поддался ли он и сам панике. Никого из явной гэбистской братии поблизости не было, наблюдение если и велось, то скрытно. Но береженого Бог бережет. Марк не мог, не хотел потерять добытое с такими усилиями.

Уже в темноте полотна, помещенные в здоровенный контейнер из-под какого-то прибора, перенесли на холостяцкую квартиру протвинского приятеля Марка, а часом позже, подогнав институтский «рафик» к подъезду, погрузили туда тот же контейнер. Марка и двоих сопровождающих, наделав при прощании побольше шуму.

«Рафик» покатил, увозя их в Серпухов, на вокзал. По прибытии, оставив сопровождающих караулить контейнер в ожидании проходящего поезда, Марк пошел прогуляться по перрону.