Она потерла лицо руками — что-то лицо как онемело. И пошла в комнату Кирилла. Он что-то собирал из модулей конструктора. Встретил ее неуверенным взглядом и отвернулся.
— Кирюш, обедать пора. И пойдем гулять: на улице сегодня совсем весна.
— Не хочу, — буркнул он, не отрываясь от своего занятия.
— А я твой любимый фасолевый суп сварила. И мясо, как ты любишь, сделала. А потом, если хочешь, в кафешку пойдем, «Баскин Робинсом» побалуемся.
— А папа ругать тебя не будет за мороженое?
— Почему он должен меня ругать?
— А он вчера тебя ругал… Когда мы ехали. Мне.
— Ты, наверное, чего-то не понял, Кирюш. Он, наверное, просто ворчал по-доброму, — постаралась спасти положение Наташа. Но Кирюшка подошел к ней, обнял за талию, куда дотянулся, и печально глядя ей в лицо, сказал:
— Нет, по-злому.
— Ну, ладно, ладно, не расстраивайся! — Наташа присела и начала оправлять на нем одежки. — Все нормально, просто папа устал на работе.
— Наташ… Ты от нас не уйдешь? — Он крепко прижался к ней лбом, потом отодвинулся и сказал умоляюще: — Не уходи!
— Я никуда от тебя не уйду! Клянусь! — ответила она твердо. И уже чуть-чуть ворчливо: — Так ты идешь обедать или нет?
Он моментально повеселел:
— И в кафе тоже! Обещала! — Последнее слово прозвучало совсем по-прежнему — капризно. Наташу это почему-то обрадовало.
И весна промелькнула незаметно, и половина лета…
Приближался август. Кирилл должен был осенью идти в первый класс, и врачи посоветовал свозить его на Южный берег Крыма.
До поездки оставалось две недели.
Наташа сидела на лавочке в сквере, а Кирилл бегал на площадке с Кирой. Они встречались редко, но с радостью. Наташа не знала, с кем пришла сегодня девочка, но что не с прабабушкой, похожей на бабушку, — точно.
Наташа читала, часто поглядывая в сторону лабиринта. День был жаркий, хотелось пить. Она достала из пакета бутылку воды, с наслажением начала пить. Вдруг ее ног коснулось что-то мягкое и шелковистое. Наташа глянула вниз: о ее ноги терлась кошка, мурлыкала и вопросительно смотрела на нее.
— Что ты, киса? Тоже пить хочешь? Или есть?
«Ну, а ты как думаешь? — промурлыкала кошка. — Стала бы я тащиться из тенистого куста в такую жару, если бы здесь не пахло так вкусно…»
— Что же тебе дать? — Наташа полезла в пакет. Она всегда брала с собой воду или сок и что-нибудь из еды для Кирилла. Сегодня это были пирожки с капустой.
— Ну, не знаю, будешь ли ты это… — с сомнением сказала Наташа и отщипнула край пирожка без начинки. Кошка мгновенно проглотила этот кусок и посмотрела требовательно. Наташа полезла в сверток снова. Кошка вспрыгнула на лавочку и начала тереться о руку Наташи.
— Слушай, не нахальничай, подожди. Ну, на вот…
Кошка жадно сжевала пирожок вместе с капустой, посмотрела на Наташу испытующе.
— Хватит! — засмеялась Наташа. — Кирюшке оставить надо! Ты подумай, для твоего роста такой пирожок — как для меня пирог на весь противень!
Кошка внимательно прослушала человеческие речи и устроилась рядом с Наташей. «Нет так нет, я вполне сыта. Я вообще на тебя посмотрела из вежливости: вдруг ты еще меня кормить вздумаешь, а я отвернулась! Некрасиво, правда?» Она подобрала под себя лапы и обернула их облезлым, когда-то пушистым хвостом.
Наташа погладила кошку меж острыми ушами. Кошка сразу поднялась, потянулась и стала, мурлыча, подсовывать голову под руку Наташе: «Гладь меня, гладь! Можешь еще вот тут почесать!»
Кошка была явно уличная, но за собой следила. Шерстка у нее была гладенькая, чисто вылизанная. Но под шерсткой прощупывались косточки.
— Бедняга, голодно тебе живется. А все равно ты счастливая: что хочешь, то и делаешь, куда хочешь, туда и идешь… Свобода, кошка, дороже всего.
«Кто бы говорил, — мурлыкала кошка. — Ты гладь, гладь!.. Кто бы меня жить учил… От самой за версту несет этой самой невольной сытостью… Да я свою волю ни на какие пирожки — даже с мясом — не променяю. Ты гладь, гладь, Терпеливая».
Справа от скамейки вдруг возник вихрь, и кто-то с размаху плюхнулся на скамейку рядом с Наташей. Кошка мгновенно исчезла. Наташа покосилась в ту сторону, где кто-то шумно дышал. Парнишка какой-то на роликах — в бандане, длинных джинсовых шортах и короткой майке. Между майкой и шортами — поджарый загорелый живот, в пупке блестит камешек. Нет, не парнишка…
— Ты ведь Коротаева? Жена Артура? — спросил не парнишка.
— Да, — удивленно сказала Наташа, поднимая глаза на загорелую девушку.
— Ну и как тебе с ним? Скучно и грустно?
— А… Какое вы имеете право…
— Да как тебе сказать?.. — Незнакомка говорила небрежно, насмешливо поблескивая светло-карими (или темно-желтыми?) глазами. — Кирка как? Совсем меня забыл или вспоминает?
Наташа несколько мгновений смотрела на девушку, раскрыв рот, и в ужасе вскочила, помчалась в сторону детской площадки. Вслед ей раздался веселый и язвительный голос:
— Не споткнись, заместительница!