Ловушка для примерной девочки

— Ну, почему! Он ругать меня будет. Что я с первыми попавшимися детьми задруживаюсь. Они с баболей мне только с Ромкой Паршиным играть разрешают. А Ромка — дурак!

* * *

Ночью ее разбудили странные звуки, долетающие из детской. Она подхватилась, побежала к Кириллу, спросонья натыкаясь на все углы.

Он смеялся, что-то возбужденно говорил и снова хохотал. И все это во сне. Наташа потрогала его лоб: горячий, очень горячий!

Будить и поить жаропонижающим? «Скорую» вызывать? Что в таких случаях надо делать с Кириллом?

Наташа вспомнила, что ее и Ксанку мама от жара спасала водой с уксусом. Она метнулась на кухню, развела в мисочке уксус, побежала обратно в детскую. Там уже был Артур, сидел на Кирюшкиной постели и гладил его руку. На Наташу посмотрел хмуро.

— Я его растереть хочу, уксусом, — сказала она, вынимая из шкафа полотенце.

Артур стал молча снимать с сына пижаму.

Кирилл открыл блестящие глаза, посмотрел вокруг и снова начал бормотать что-то бессвязное, покорно позволяя раздевать себя.

Через полчаса обтираний жар начал спадать. Кирилл спокойно уснул. Артур встал, глазами показывая Наташе: пошли, мол. Но она отрицательно покачала головой, устраиваясь в кресле.

Артур пожал плечами и ушел досыпать.

Наташа долго не могла заснуть. Утром Артур обязательно станет расспрашивать, как прошел день вчерашний, ему же надо будет выяснить, почему Кирюшка ночью температурил. И что ей делать? Выдавать ребенка? Выдавать, не выдавать… Хм… Мальчишка скрыл от нее запреты отца, а ей расхлебывай. И почему, собственно, ребенок не может играть с тем, кто ему по душе? Роман Паршин — сыночек ресторатора — и впрямь… ну, скажем, не блещет ни умом, ни приятностью нрава. А вчерашняя Кира, судя по всему, славная, живая и добрая девочка. Кирюшка с нею хоть детством нормальным подышал.

Нет, с Артуром надо поговорить… Может, приврать слегка, сказать, что с Агнией Матвеевной она давно знакома? Встретились случайно, вот и пригласила на чай. А с ней правнучка была…

Нет, не будет она врать. Как было — так и скажет. Только с Кирюшкой сначала надо поговорить.

Но утром Артур ни о чем не стал расспрашивать. На цыпочках вошел в детскую, тронул Кириллов лоб контрольным поцелуем, облегченно вздохнул. А за завтраком только и сказал:

— Я уж радовался, что Кирка перерос… Оказывается, нет еще. Но все равно, раньше такие приступы чуть ли не каждую неделю случались. Значит, все же крепнет мой сынуля!

И уехал на работу.

А Кирилл проснулся, как ни в чем не бывало — бодренький и веселый. И когда Наташа спросила, как он себя чувствует, даже удивился:

— А что? Хорошо…

— И не помнишь, что было ночью?

— Ночью? Ой, Наташ, мне ночью такие смешные кины снились! Такие смешные — просто кошмар!

— Да, ты хохотал и что-то все время говорил. Но я ничего не поняла. Только одно плохо — у тебя температура была высокая. Давай-ка горлышко гляну…

Но горло было нормального бледно-розового цвета. И вообще никаких признаков нездоровья. Значит, все же нервное перевозбуждение. И, значит, она виновата — надо было остановить безумное веселье.

— Кирюш, все же давай папе о вчерашнем знакомстве расскажем. Если мы промолчим значит, обманем, а обман в сто раз хуже любого непослушания.

Кирилл моментально набычился и топнул ногой:

— Нет! Не говори!

— Кирюша!

— Нет! Ты обещала не говорить!

Неправда, я промолчала…

— А ты… А ты… Нет!

Слезы брызнули из его глаз. Наташа присела и попыталась обнять ребенка. Он вывернулся из ее рук и убежал в свою комнату, ревя и выкрикивая бессвязные угрозы. Ну вот… А вдруг сейчас опять обморок или жар? Наташа побежала за Кириллом, стала убеждать его не плакать, успокоиться, послушать ее внимательно… Совалась к нему то с одной, то с другой стороны, лепетала искательным голосом, думая при этом: «Был бы мой — ей-богу, выпорола бы!» За громким Кирилловым ревом и собственным лепетом она и не слышала, что кто-то отворил дверь ключом. И вдруг прямо у нее за спиной раздался испуганный голос свекрови:

— Что стряслось?

Кирилл бросился бабушке на шею.

— Она… Она, — сквозь слезы забормотал он и… замер. Испуганно глянул на Наташу, помолчал — и вдруг выпалил: — Она меня побила!

— Что?! — в один голос вскричали невестка и свекровь.

— Отшлепала… — жалобно прошептал Кирилл.

Ольга Викторовна глянула на Наташу тигрицей:

— Ты! Да как ты посмела?!

— Это неправда! Кирилл, зачем ты лжешь? — возмутилась Наташа.

— Кирилл не приучен лгать! — отчеканила свекровь. — А вот ты! А какой овечкой прикидывалась! Ну, погоди, это тебе даром не пройдет! Бутончик, мы сейчас поедем к нам, и я позвоню папе, — заворковала она, оглаживая Кирилла, поправляя на нем одежки, вытирая сопливый после истерики нос.

— Поехали скорее, баболечка, — косясь на Наташу, жалобно сказал Кирилл.

— Кирилл! — крикнула вслед Наташа. — Как же ты можешь так?!

Он обернулся и с торжеством показал ей язык. И дверь за ними с шумом захлопнулась.

— Ну, нет, хватит с меня! — вслух, сказала Наташа. Она побросала в пакет какие-то тряпки — первые попавшиеся, не соображая, что делает, — сунула в карман джинсов паспорт, выскочила из дома и быстро пошла по улице.