— А когда вернется мисс Доннер?
— Примерно через неделю.
Этот ответ вконец расстроил меня. Возвращаться домой в Беверли-Хиллз в одиночестве не хотелось. Слишком свежа была память о безобразной сцене со стрельбой в моей гостиной. Думать о Майке Линдермане, распластавшемся на полу, либо об отце его, застывшем в собственном кресле с дыркой в виске, было выше моих сил. Но идти никуда не хотелось, и я свернул к дому.
Конечно, бурбон со льдом в высоком прозрачном стакане мог слегка скрасить жизнь. Мне этого явно недоставало.
Стараясь не думать о Линдерманах, я все-таки мимоходом отметил, что Майк, к счастью, не пролил на мой ковер ни капли своей сатанинской крови. Поздравив себя с таким практическим, если не сказать бессердечным наблюдением, я тупо вернулся к бару. Оставалось только основательно напиться…
Не знаю, долго ли звонили в мою дверь. Я просто не сразу поверил, что это ко мне. Неужели теряю рассудок? Или, может быть, в Беверли-Хиллз материализовался какой-либо призрак? Я распахнул дверь.
Блондинка с прической, закрепленной лаком для волос, быстро прошмыгнула мимо меня в комнату. Ее темные очки недоброжелательно уставились на меня:
— Я пришла высказать вам все, что думаю о вас вместе с вашим дурацким бредом о китайских философах, австрийских аристократах и люстрах, на которых они все вместе время от времени раскачиваются.
Поторопившись запереть входную дверь, я повернулся к Полин и спросил самым невинным тоном:
— Разве я не помог вам выпутаться, подбросив Джорджу китайский след?
— Все, что угодно, но только бы не это, Рик! — возмутилась она. — Я могла бы вернуть свой утраченный имидж милого несовершеннолетнего ребенка, если бы очень постаралась. Понимаете? Но вы лишили меня и этого последнего шанса! Вы и этот ваш не в меру болтливый язык. Ну кто вас просил вывалить на Джорджа какой-то китайский бред?
— У него что, аллергия на китайских философов?
— Гораздо хуже! У него аллергия на китайских коммунистов, а с ними и на все китайское.
— И какое же это имеет отношение к вам?
— Ну как же! Как я ни пыталась по вашему совету убедить своего босса, что ни разу в жизни не прикоснусь больше ни к одной книжке, он и слушать ничего не хотел. Бедняжка Джордж вообразил, что я насквозь отравлена идеологией китайских коммунистов, раз добралась уже и до китайских философов. Он орал, выбрасывая мой чемодан за дверь, что может позволить себе все, что угодно, кроме всего одной-единственной вещи: его кристальная совесть не позволяет ему пользоваться услугами малолетней коммунистки. А вы же знаете, что, если Джордж что-нибудь вобьет себе в голову, это навечно!
— Вам необходимо замочить свои неприятности, — бодро провозгласил я. — С чего начнем?
— Налейте мне то, что и себе. Такую же порцию. Или побольше…
Протягивая ей суровый мужской напиток, я нерешительно поинтересовался:
— Чем же вы теперь станете заниматься, Полин?
— Я готова пойти к вам в компаньоны, — спокойно сказала девушка. — Если мне память не изменяет, вы мне не так давно предлагали сотрудничество. Ладно, пусть будет пятьдесят на пятьдесят. Согласна при этом быть мозговым центром. Не возражаете?
Я поперхнулся.
— Куда же вы денетесь, Рик? — продолжала она. — Лишь вы один виноваты в том, что провалилась моя карьера у Джорджа.
Что я мог сказать в свое оправдание?!
— Ну ладно, — пробормотал я, — мы как-нибудь это обсудим…
— Утром за ланчем? — уточнила она.
— А что, вы собираетесь здесь ночевать?
— Мне идти больше некуда.
— Что ж, — вздохнул я, — спальня ваша, а я устроюсь в комнате для гостей.
Черные очки уставились на меня, как будто бы я сморозил чудовищную глупость. Затем Полин ленивым жестом сняла их и оставила на стойке бара. Здоровый глаз дразняще смотрел на меня.
— Не сомневаюсь в вашей сообразительности, дорогой шеф. Ну, а вашу тупость мы преодолеем совместными усилиями.
— О чем это вы? — пробормотал я.
— Начнем сеанс преодоления тупости! — объявила блондинка и решительно повернулась ко мне. — Рик, не могли бы вы поуютнее устроиться на диване? И не забудьте прихватить с собой свой бурбон.
Я повиновался.
Она отпила очередной глоток из своего стакана и, оставив выпивку, подошла поближе.
— Смотрите же!
Сначала ее жакет полетел на пол. Потом куда-то исчезла полупрозрачная блузка. Черный бюстгальтер и юбка испарились одновременно. Остались лишь черные трусики, и они завораживали. Она не торопилась проделать с ними такой же фокус, как со всем остальным.
— Вы еще не раздумали отправляться дрыхнуть в комнату для гостей, мой милый? — проворковала она. — Впрочем, выбор — ваша привилегия. Мы же условились: пятьдесят на пятьдесят?
— Какие еще в данном случае пятьдесят? — не понял я.
— Любые, — расхохоталась Полин. — Учитывая, что мы теперь компаньоны, напоминаю, что пятьдесят процентов меня — ваши! А какие именно пятьдесят, решайте сами, Рик! — Ее крепкие упругие груди соблазнительно качнулись и агрессивно нацелились на меня.