Ловцы снов

Раздался тихий звон, внутри шарика разбежалась паутинка трещин. Буквы запрыгали, померкли, потом и вовсе растворились. Марсен покачал головой и бережно убрал шарик в карман. Вид у него был расстроенный.

– Тоже не выдержал, – мрачно прокомментировал я. – А кто бы выдержал, интересно.

Марсен промолчал.

– Так ты объяснишь мне, что произошло? – Я вперил в него взгляд, надеясь, что получилось достаточно угрожающе.

– Что, что… – Марсен опустился на землю рядом со мной. – Изменения мира, вот что. Я ведь объяснял тебе, что у теории Мелодии Духа два варианта?

– Допустим, – согласился я. Я уже со всем был готов согласиться.

Но крючконосый гад от меня не отстал:

– Какие?

И мне даже удалось восстановить диалог в памяти. И даже понять, что он имеет в виду.

– Это ты про время, да? – Уточнил я. – Что у нас или нет контроля над будущим, или есть контроль над прошлым?

– Точно.

Я снова осмотрелся.

Танцующие парочки. Бегающие друг за другом дети. Фонарики. Разноцветные флажки. Уличные музыканты.

– Значит… – В горле у меня пересохло, и голос звучал непривычно скрипуче. – Значит, в тот момент ты действительно… переиграл мир? Сразу весь? Отменил всё существующее, себя самого и…

– Не отменил. – Он прервался, чтобы зевнуть. – Но, вероятно, так и выглядит резонанс. В Изначальную Гармонию нас, конечно, не взяли. Наверное, пока не доросли. Или, может, эхо всё ещё в нас нуждается. По крайней мере, никто не умер. И вроде не собирается.

– Чистые квинты, – пробормотал я. – Это просто нечестно. Я и саму идею резонанса толком понять не успел. А он уже случился. В двух шагах от меня. С твоей помощью. Охренеть.

Марсен приподнял бровь:

– А ты думал, я так вымотался только потому, что прогнал пятерых малолетних идиотов?

– Вот как раз этого я и не думал. – Я положил подбородок на колени. – Даже сразу тебе сказал, что как-то ты очень уж сдал от такой безделицы. Но зачем? Выходит, ты и вправду мог просто их прогнать.

– Не мой масштаб, – гордо ответил Марсен.

Кажется, оживает, подумал я. Но он тут же снова стал серьёзным и уставшим.

– Меня не спрашивали, на самом-то деле. Иногда ты просто делаешь то, что должен. Иначе что-то навсегда теряется. Бывает так, что цена выше, чем ты готов отдать. Но потом оказывается, что взамен получил больше, чем отдал.

Я молчал. На комментарии и вопросы меня всё ещё не хватало.

– Так уже бывало, – продолжал Марсен. – Не стыдно признать себя маленьким и глупым по сравнению с Изначальной Гармонией. В отличие от нас, она всегда знает, как будет лучше. А со мной легко договориться. И я знаю, что в такие минуты надо просто звучать. Очень легко принять решение, когда бессмысленное небытие берёт тебя за глотку. Не сомневаться. Не отступать. Стоять насмерть. Только тогда прозвучит что-то настоящее, и эхо вспомнит, каким оно всегда хотело быть.

Он умолк. Я тоже молчал. Молчал и смотрел на звёзды.

– Конечно, вряд ли Кори и его друзья сделались славными парнями вроде нас с тобой, – снова заговорил Марсен. – Присутствия в изменённом пространстве они просто не выдержали… ну, ты сам видел. Но, по крайней мере, они никого не убили сегодня вечером. Не факт, что завтра им не захочется ещё раз погулять по ночному городу. Так что будь осторожен. – Он вздохнул. – Всё-таки, я – очень несовершенный инструмент. Как и любой человек, к сожалению. Кстати, постарайся не спрашивать у Эгле ничего по поводу её болезни.

У меня сердце ушло в пятки. Но я всё же спросил:

– Почему?

Марсен тоже поднял голову и посмотрел на звёзды.

– Потому что этой болезни больше нет. С её внутренней мелодией практически всё в порядке, как и с твоей. А заново созданные миры куда более хрупки, чем утренние сны. Не надо сбивать их с толку вопросами о тех вариантах реальности, которые не нравятся тебе самому.

– Ты это точно знаешь? – Я посмотрел на него в упор.

– Дружище, – фыркнул Марсен, – ты, естественно, не помнишь. Но перед тем, как отправиться на пляж, ты ретранслировал ей свою мелодию. А звучал ты в тот момент так, что даже я бы свалился. Что уж говорить о девочке-резонаторе.

Я в самом деле этого не помнил. Вообще мало что помнил о последнем вечере. Хотя… да. Какие-то неясные образы начали всплывать, когда я об этом подумал. Меня вдруг отчаянно замутило.

– Марсен, я же её не… нет, сейчас я видел, что она жива, но если тогда я…

– Нет, – негромко, но очень веско перебил меня Марсен. – Ты её не убил.

Я всё сглатывал и никак не мог сглотнуть комок, подкативший к горлу. Но всё же смог достаточно внятно выдавить:

– Если ты просто бережёшь мои нервы… – Дальше голоса не хватило.

Физиономия Марсена оказалась лучшим аргументом. Потому что он снова смотрел на меня, а во взгляде читалось явственное: «Больной, что ли?»

И я был готов встретить этот взгляд хоть тысячу раз, потому что он снова имел в виду вовсе не una corda. Однако Марсен всё же снизошёл до словесных объяснений.

– Я вовремя её нашёл, – сказал он. – И принял меры. Но вот искать тебя после этого было тем ещё развлечением. Ты ведь уже не звучал моими песнями.

Я медленно кивнул:

– Это я уже понял. Но… как так вышло… – Сбился. – Чёрт. Почему мы оба здоровы?