Ловцы снов

Мы уже возвращались с прогулки, провожали Эгле домой. И вдруг Марсен замер посреди улицы, встревоженно вскинув голову. Вскоре и я услышал многоголосый хохот, вопли и чей-то громкий, надрывный плач. Не прошло и минуты, как мы увидели четверых из шайки. Они волокли в подворотни какую-то девочку. Никаких сомнений в их намерениях не было.

До чего же это всё казалось абсурдным. Невозможным. В самом дурном смысле этого слова. Вот ты идёшь по городу, такому дружественному днём, полному магии – ночью. А кому-то в тот же самый момент невероятно страшно и наверняка – больно. В том же самом городе. В двух шагах от тебя. И сколько раз это случалось тогда, когда мы даже не знали об этом?

На мгновение все пятеро оказались под фонарём, луч света выхватил из темноты лицо девочки. Она уже молчала. Наверное, больше не могла кричать и плакать.

Эгле у меня за спиной тихо ахнула. Видимо, пропустила сквозь себя волну боли и ужаса, которые испытывала сейчас жертва этих сволочей.

Я же ощутил холодную ярость. Не уверен, что способен на что-то подобное. Наверное, тоже резонировал – с Марсеном. Потому что увидел, как у него сжимаются кулаки.

– Постарайтесь оказаться как можно дальше, – ровным голосом, не поворачиваясь к нам, сказал Марсен. – Встречаемся на площади Пятой Луны.

– Но…

– Потом объясню, – бросил Марсен, ускоряя шаг. – Бегите.

Мы посмотрели ему вслед. Потом друг на друга.

Ну нет, конечно же, нет. Мы вполне доверяли его распоряжениям, пусть даже не всегда их понимали. Но мы не настолько боялись Кори и его идиотов, чтобы пропустить это зрелище. Нам очень хотелось увидеть, как они огребают. Я мог бы сказать, что мы очень беспокоились за ту девочку, но, к сожалению, это было не так. По крайней мере, что касается меня.

Мы подождали, пока Марсен скроется в переулке, и побежали следом. Высунулись из-за угла.

Но всё, что я увидел, – как он вскидывает руку. В ночной темноте яркой кляксой расплескалось заклинание, звонкое и яростное.

А мне показалось, что я превратился в колокол. В один момент я вдруг стал одним сплошным резонатором. Сердце пронеслось к рёбрам, ударилось о них, причиняя дикую боль, понеслось обратно…

И я понял, что второго раза не выдержу.

***

Голова моя лежала на чьих-то коленях. После первого осознанного вдоха я ощутил запахи свежеструганного дерева, масляной краски и клея. Видимо, колени, приютившие мою бедную голову, принадлежали Эгле. Это запахи мастерской её мамы и, конечно же, её дома. Когда Эгле делают комплименты, она всегда отвечает, что это её мама так нарисовала.

– Живой, – констатировал голос Марсена.

Очень хмурый голос.

Ну да, мы же не убежали, как он сказал. Надеюсь, это не помешало ему как следует надрать задницы шайке Кори. Ещё надеюсь, с той девочкой всё в порядке.

Но это всё я спрошу потом. А сейчас – спать…

***

Второй раз я участвовал при разборе полётов. В качестве зрителя, потому что меня пока не хватало на звуки. Но сейчас я хотя бы что-то видел. Не с самого начала, кое-что пришлось восстанавливать по контексту. Например, я узнал, что Марсену пришлось всё рассказать насчёт ночных прогулок. И, видимо, пообещать больше их не устраивать. Иными словами, в этот раз произошла смена ролей. Теперь Кейн отчитывал Марсена. Надо сказать, делал он это без шуточек, самыми зверскими способами.

– …не было с самого начала! – Вот на этом моменте я очнулся. Нашёл Кейна взглядом – у окна.

– Извини, но мне всё ещё кажется, что ты ошибаешься, – негромко ответил Марсен. Он стоял у двери, прислонившись спиной к косяку.

– Я тоже надеюсь, что ты прав, – буркнул Кейн.

Так, это они о чём?

– Но ты сильно переоцениваешь свою звукомагическую школу, – продолжал Кейн. – Для всех, кто страдает заболеваниями внутренней мелодии, существует официальный запрет на звукомагию. Да, – он предупреждающе поднял руку, – я помню, как ты относишься к запретам. Я помню твои завиральные идеи насчёт того, как происходит звукомагия.

А, понятно. Я думал, это они меня хоронят. Оказывается, не меня, а всего-навсего мои взаимоотношения со звукомагией.

– Эти идеи работают, – жёстко возразил Марсен.

– Нет. Включи мозги и подумай. Головой. Напомни-ка, – он тоже откинулся на стенку и скрестил руки на груди, – как же это звали того звукомага, который тут на днях звучал за несколько инструментов, а потом провалялся двое суток? Ах, да. Его звали Вигге Марсен.

– Но другие…

– То, что многие другие и вовсе на это не способны, не означает того, что звукомагические выкрутасы пройдут без последствий для подростка, больного una corda!

Как дыхания-то на всё это хватило, подумал я, уважительно косясь на Кейна.

– Никто не может творить звукомагию без потерь собственной энергии, ты понимаешь? – Кейн отошёл от окна. – Именно поэтому и существует этот запрет.

– Музыка даёт больше, чем отнимает, – отозвался Марсен. – Иначе пианисты вымерли бы как вид. Здесь равноценного обмена нет и быть не может. Ни у кого нет столько, сколько способна дать Изначальная Гармония.