Ловцы снов

Опять же, я немного боялся. Сегодня ночью мы как раз хотели пойти зажигать фонарики на флюгерах. Мне это казалось слишком нереальным. Я не верил, что кто-то вроде нас с Эгле будет проводить ночь таким образом. Наверное, меня слишком напугали последствия той нашей неудачной вылазки. И ещё я не очень верил в Марсена. Я не очень-то верил, что он считает возню с фонариками более важным делом, чем выполнение предписаний Кейна. Это всё слишком напоминало ловушку. Взрослые часто соглашаются что-то сделать, когда на самом деле не собираются этого делать.

Кажется, тут была ещё одна проблема. Мне уже не так хотелось считать его поcледней сволочью. Забавно. Если верить его словам, ему было бы обидно считать, что его песни поддерживают жизнь в какой-то свинье. Мне, в свою очередь, теперь было обидно считать, что жизнь во мне поддерживают песни какой-то свиньи. Поэтому я отчаянно боялся, что Марсен этой самой свиньёй окажется. И если он собирался обдурить нас вот таким ужасным образом, то он был даже хуже.

Тогда всё пропало.

Я всё ждал, что мне позвонят. Марсен или Эгле. Я помнил, где мы договорились встретиться, но ждал, что они позвонят и скажут, что всё в силе.

Но звонка всё не было.

Что, если Марсен позвонил Эгле, сказал ей, что всё отменяется? А мне звонить не стал, потому что представлял себе, как я отреагирую? А Эгле так расстроилась, что потом не перезвонила мне?

Поход к Кейну, обычно сжиравший по полдня, на сей раз отнял возмутительно мало времени. К шести часам вечера я изгрыз все ногти. И почти уже принялся за пальцы. Но часам к восьми una corda мягко это всё пресекла. Я слишком уж изводился весь день, да и накануне было не лучше, так что около восьми просто заснул. Можно сказать, с горя заснул. И думал, засыпая, – эх, ну вот, никаких чудес, а я же правда надеялся…

Проснулся я, когда уже стемнело. На стенах комнаты покачивались тёмные тени деревьев, пересекающие полосы бледного света. В открытую форточку тянуло сырой свежестью. Спросонок не сразу понял, что же меня разбудило.

А потом звук, который потревожил меня во сне, повторился.

Окаменев и вжавшись спиной в стену, я смотрел, как по оконному стеклу ползает тёмный комок. Он был слишком большим для любого насекомого. Но для птицы маловат. Летучая мышь? А часто ли за последние годы летучие мыши ползали по оконным стёклам, при этом отчаянно шурша?

Чистые квинты.

Пока я пытался понять, что происходит, тёмный комок нашёл форточку. Залез в неё и… да, полетел прямиком ко мне. Признаться, я порядком струхнул. Но когда он завис передо мной, а потом тут же упал на мою кровать, я понял, что это всего-навсего бумажный журавлик.

Всего. Навсего.

Ну да, летучая мышь – это что-то более удивительное. Ко мне же пачками залетают живые бумажные журавлики. Просто каждую ночь. Однако меня это странным образом успокоило. Я перестал разрываться между двумя очевидными вариантами – спрятаться под кровать или начать звать маму? Осторожно взял журавлика. Ещё когда он падал, я заметил что-то яркое на крыльях. Теперь я понял, что это надписи, сделанные светящейся пастой.

«ВЫЛАЗЬ», – гласила надпись на правом крыле. На левом было написано:«Мы пришли за тобой. Если спишь – прекращай немедленно».

Я узнал аккуратный почерк Эгле. Кривые печатные буквы, требовавшие ВЫЛАЗИТЬ, очевидно, начертал Марсен.

– Я думал, вы позвоните, – сказал я, высунув голову в форточку.

Эти злодеи действительно стояли внизу.

– А мы думали, ты умер, – отозвался Марсен. – Ты хоть представляешь себе, как сложно было расспросить Альбина насчёт тебя и не спалиться, что у нас планы на ночь?

– Мы тебя полчаса ждали, – зловеще прошипела Эгле. – Вылезай, будем наказывать.

– Я бы с радостью, – отозвался я, – только я же теперь не выберусь. Это вечером надо было уходить. И предупреждать, куда.

– А кто тебе не давал? – изумился Марсен. – Мы же обо всём договорились. Разве нет?

Ну да. Теперь было немного стыдно признаваться, что я просто не поверил в наши планы на эту ночь.

– Ладно, – хмуро сказал я, – это не так важно. Давайте лучше придумаем, как мне выйти. Если я захлопну дверь, мама тут же проснётся. Она нас всех троих тогда съест. Вот так, с бухты-барахты, она меня никуда не отпустит. Даже с тобой.

Марсен тяжко вздохнул.

– Ты решил, что я вас обманываю, да? – Спросил он. – Что я собираюсь соглашаться с самыми безопасными затеями, а самые интересные буду запарывать? И дрых, потому что все силы ушли на поиск подвоха?

– Ну… – сказал я, ощущая, что температура ушей несколько повысилась, – …да. Теперь я вижу, что ошибался. Извини.

– Ни за что, – серьёзно ответил Марсен. – Хотя… пожалуй, я смогу тебя простить за недоверие. Если ты прямо сейчас выпрыгнешь из окна.

– Че-го-о?

– Прыгай, говорю.

– Ты спятил. Второй этаж!

– А я тебе говорю – прыгай, – настойчиво повторил Марсен. – Или у тебя есть ещё идеи, как выбраться наружу?

Какой чёрт меня дёрнул вообще связываться с этими типами, думал я, возвращаясь из прихожей с ключом в кармане. Тоже мне, великие учителя радости, думал я, открывая окно.

Нет. Никогда. Ни за что.

Так думал я, топчась на подоконнике.

И прыгнул.