Ловцы книг

– Да, спасибо ему, что решил не мешать нам шляться по городу, – улыбнулась Юрате. – Хорошо говорить на ходу! Движение удивительным образом добавляет силы словам. Когда язык лжив, он слаб, это вы понимаете лучше, чем кто бы то ни было. Но есть хорошая новость: с этим можно работать. В частности, важно, кто говорит. И зачем. И как. У нас по всем пунктам отличные показатели. И я вполне ничего, и цель у меня – закачаешься. И каждому моему легковесному слову соответствует очень тяжёлый шаг.

Она топнула ногой для наглядности – хорошенько так топнула. Наде показалось, что задрожала земля. Ну или не показалось. Чёрт её знает, эту Юрате. Может быть все землетрясения на этой планете устраивает на досуге она.

– Во-первых, – сказала Юрате, когда они тронулись с места, причём пошли почему-то не в сторону дома, а вниз, к реке. – Это на самом деле совершенно не важно, но вдруг вам будет приятно узнать, что вы не спалились, никаких ошибок не сделали, и Тимка за столько лет ни разу не проболтался, даже слишком громко не думал, вообще ничем не выдал себя. Просто он был собой, дышал, как вы все дома с рождения дышите, и сиял, как сияете вы. Здешние люди ничего такого не замечают, можно не беспокоиться. Хотя самые восприимчивые расцветают в вашем присутствии, как Тимкин сосед. А мне сразу видно, что вы сами не местные, проездом из каких-нибудь высших миров. Откуда именно, у вас на лбах не написано, но тут нам всем повезло. У меня был хороший приятель, ваш земляк. Дело давнее, но имя всё равно не скажу. Факт, что я от него очень много узнала про Сообщество Девяноста Иллюзий. Конечно не всё; ну так всё вы и сами не знаете. Это нормально. Тайна – дополнительный слой атмосферы. Окружает любую реальность. Без неё жизни нет.

– Профессор Перемещений Заборно на лекциях о методах познания природы потусторонних реальностей примерно то же самое про тайны нам говорил! – обрадовался Тим.

– Наверняка у Лайлы Меркуцио Трошкиной в «Первых простых парадоксах» вычитал, – снисходительно сказал Самуил, всегда считавший Юрай Заборно (профессора Да Гашамари) отличным исследователем-практиком, но при этом поверхностным (как большинство современных философов) болтуном, не способным к созданию собственных оригинальных концепций. Это довольно несправедливо по отношению к Да Гашамари, одному из величайших умов современности, но Самуил имеет полное право заблуждаться, быть предвзятым и даже говорить ерунду. В конце концов, он не ангел, причём сугубо технически: ангелы рождаются и воспитываются в реальностях другого типа и из совершенно иной материи состоят.

– Господи, да что ж вы такие умные?! – в сердцах воскликнула Надя. – Заборно и Трошкина, цитаты и комментарии! Нет чтобы просто по-честному охренеть!

– Мы охренели, не беспокойся, – заверил её Самуил. – И теперь справляемся с этим, как можем. Ум легче адаптируется в любой немыслимой ситуации, если разрешить ему умничать, как он привык. Без этой уловки я бы чокнулся уже тысячу раз!

– За сегодня?

– Нет, за всю жизнь. Я стойкий. За сегодня – всего-то раз пять.

– Во-вторых, – сказала Юрате, остановившись на пешеходном мосту, который называется Белым, как трамвайный маршрут от Приморского сада в Козни; ясно, что по случайному совпадению, мало ли в разных реальностях объектов белого цвета, но Тим всё равно всегда считал Белый мост тайным приветом из дома – лично себе.

– Во-вторых, – повторила Юрате и снова надолго умолкла. Щёлкнула портсигаром, скорчила скорбную рожу адресно Самуилу: дескать, полюбуйся, что мне вместо сигар из Тёнси приходится тут курить.

Наконец продолжила:

– Моя коллекция неопубликованных книжек. Угадайте, откуда она взялась.

Предложение «угадайте» подразумевает, что от тебя ждут ответа. Но Юрате ответила сама:

– Я ищу и собираю наши следы. Фрагменты нашей реальности, её семена. То, из чего она начиналась… могла бы начаться, была должна. Среди книг довольно много таких фрагментов. В музыке – ещё больше. В визуальных искусствах – страшное дело сколько. По Данкиному выражению, «хреналлион». Эта реальность их отторгает как может. Книги не публикуют, картины не выставляют, музыкантов никуда не зовут выступать. Бывают исключения, когда у художника феноменально сильная воля и очень счастливая судьба, но так получается очень редко. Буквально по пальцам можно пересчитать. Выглядит совершенно чудовищно. Как, прости господи, какой-нибудь мировой заговор с целью уничтожать все живые ростки настоящего творчества; собственно, живые ростки всего. Но это не человеческий заговор. Люди, принимающие решения – просто послушные инструменты в руках полумёртвой реальности, которая сопротивляется изменениям. Успешно, по крайней мере, пока.

– Я в последнее время часто думал, как много в ТХ-19 хороших художников, – сказал Самуил. – Удивлялся, зачем они с упорством, достойным лучшего применения, рождаются там, где никому не нужны? А оно вон как, оказывается. Их призывает на помощь прекрасный несбывшийся мир.

– Да, – кивнула Юрате. Погасила сигарету в карманной пепельнице, скомандовала: – Идём!