Ловцы душ

– Здравствуйте, мастер, – отозвался басом один из стражников. – Это большая честь для нас. Однако, в соответствии с полученными мной приказами, я должен попросить вас предъявить документы.

Конечно, лица, выдающие себя за инквизитора, карались со всей твёрдостью и суровостью, но я знал, что иногда находятся сумасшедшие, которые по глупости, или желая нажиться или покрасоваться перед окружающими, и в самом деле пытались притвориться должностными лицами Святого Официума. Однако притворяться инквизитором здесь – под стенами аахенской штаб-квартиры Инквизиториума – было бы безумием, даже не укладывающимся в голове. Но я понимал, что правила есть правила, поэтому достал из-за пазухи епископскую охранную грамоту, предписывающую всем служителям Инквизиториума оказывать посильную помощь Мордимеру Маддердину, лицензированному инквизитору из Хез-Хезрона. Охранник просмотрел документы, внимательно изучил печати, после чего отступил в сторону.

– Вы можете войти, мастер. Приветствуем вас от всего сердца. Соблаговолите подождать некоторое время, я позову кого-нибудь, кто вас проводит. – Он смерил взглядом замковые сооружения. – Здесь даже наши постоянные посетители часто теряются.

В этом я ни капли не сомневался.

Лукас Эйхендорф выглядел как брат-близнец охранников у ворот. Я мысленно исправился: они выглядели как его братья-близнецы, поскольку, видимо, подражание руководителю здесь было в моде. Таким образом, глава аахенского Инквизиториума был высоким, широкоплечим и чернобородым. Своей позой, взглядом и одеждой он больше напоминал опытного бойца, чем инквизитора. Я не видел его никогда прежде, но, безусловно, много о нём слышал, поскольку он находился на своём посту уже около десяти лет. Насколько я знал, он закончил обучение в Академии чуть раньше, чем я в неё поступил, и своей потрясающей карьерой был обязан сильному характеру, безоглядной верности и умению находить преданных сторонников. Нечасто эти три характеристики можно было приписать одному человеку.

Эйхендорф де-факто был вторым человеком в Инквизиториуме, сразу после Его Преосвященства епископа Хез-Хезрона. Но эти должности разделяла такая пропасть, что Лукас мог быть смещён Герсардом в течение часа при помощи одного письма. Однако я знал, что епископ слишком мудр, чтобы избавляться от такого ценного сторонника, тем более что в случае приступа язвы, подагры, геморроя или кожного зуда он всегда мог выместить гнев на своих дворянах или инквизиторах в Хез-Хезроне, и ему не приходилось искать себе жертву аж в Аахене.

– Дорогой мастер Маддердин, – Лукас распахнул объятья, – сердечно приветствую в столице!

Это тёплый приём поразил меня, но и польстил. Даже если Эйхендорф лишь играл, для меня было ценно, что ему захотелось сыграть для меня.

– Наслышан о твоих достижениях, Мордимер, – пояснил он, указывая, чтобы я сел. – Между прочим, и о том, что ты сделал для всех нас в Виттингене. Ты не думал перебраться в Аахен? Я уверяю, что у меня нет таких капризов, как у Его Преосвященства. – Он засмеялся.

– Господи, не оставь его Своей милостью, – закончил я, довольный, что Эйхендорфу не чуждо моё имя и свершения. Что ж, каждый из нас, волей-неволей, имеет в себе немного грешной суеты, даже ваш покорный слуга, который считает себя человеком скромным и смиренным.

– Правильно. Пока Герсард здоров, то и мы здоровы. Но над моим предложением подумай.

– Это большая честь для меня, Лукас, – ответил я. – И я вам глубоко признателен. Боюсь, однако, что самый лёгкий способ заставить Его Преосвященство выписать мне запрет покидать Хез-Хезрон – попросить о переводе в другое отделение.

– Как вы там держитесь? – Он махнул рукой. – Последний раз я видел старика года три назад, и через час он меня уже допёк. Старый ворчун. И злой, как козёл...

Что ж, это были смелые слова для подчинённого епископа, но, коль скоро Эйхендорф так говорил, он, видимо, мог себе это позволить. Думаю, впрочем, что он знал меня достаточно, чтобы быть уверенным, что я не перескажу Герсарду содержание разговора. Кстати, если бы я даже пытался так поступить, я только навредил бы самому себе, ибо вверг бы Его Преосвященство в смущение. А смущённый епископ, со всей вероятностью, постарался бы сделать жизнь бедного Мордимера интересней с трудно описуемым результатом...

– Что привело тебя к нам, Мордимер? Чем я могу помочь?

– Я надеялся, если вы будете так добры, воспользоваться гостеприимством аахенского Инквизиториума.

– И только то? Ешь, пей, живи, сколько хочешь... – Он снова махнул рукой. – Ты здесь по делу?

– Боже, упаси, – ответил я честно, поскольку приехал в Аахена с подачи Риттера и ещё утром не знал, что буду заниматься каким-либо заказом, а тот, который я получил от польского воеводы, был весьма косвенно связан с делами Инквизиториума.

– Я прикажу показать тебе комнату, – сказал Эйхендорф. – Молитва на рассвете, завтрак сразу после.