Ловцы душ

Ещё и ещё заклинаю тебя, чтобы ты не говорил мне ничего,

кроме истины во имя Господа

Первая Книга Царств

Этот мужчина выскочил из-за двери так быстро, что я не успел уклониться, и он упал прямо на меня. Поскольку я был смиренным человеком с мягким сердцем, то даже не обругал его, великодушно придя к выводу, что это случилось непреднамеренно. Кроме того, мы находились в дворцовой канцелярии Его Преосвященства епископа Хез-Хезрона, где исключительные права на использование слов, обычно считающихся оскорбительными, в принципе имел только сам епископ Герсард. И пользовался этой привилегией с частотой, которая иногда даже вашему покорному слуге казалась чрезмерной. Но кто я такой, чтобы судить епископа? Я мог, как максимум, мысленно поворчать.

– Вы уж извините, господин, вы уж извините, – пробормотал невнимательный человек, и его взгляд остановился на вышитом на моём кафтане серебряном сломанном кресте. – Я от всей души прошу прощения, – добавил он, отступив на шаг.

В его голосе я почувствовал не только смущение, но и страх. Так, словно нас, инквизиторов, мог оскорбить любой пустяк. Я вежливо кивнул головой и растянул губы в улыбке.

– В канцелярии Его Преосвященства многие люди ведут себя крайне нервно... – Ответил я в тоне дружеской болтовни. – Не вы первый, не вы последний, господин.

– Я не удостоился даже аудиенции… – Не послышалась ли мне в его голосе резкость? Я рассмеялся.

– Его Преосвященство неделю назад уехал на воды, – сообщил я. – Вам не сказали?

Он покраснел, и по этому я понял, что чиновники канцелярии передавали его из рук в руки и, наверное, выудили у него по крайней мере несколько золотых дукатов. Что ж, это было обычным делом при обращении в епископский секретариат. Да и сам Герсард вызывал толпы посетителей, смиренно ожидающих аудиенции, словно овцы, готовые к стрижке. И его клерки стригли этих овец нещадно. Трудно было этому удивляться, учитывая, что зарплаты в канцелярии Его Преосвященства нельзя было назвать огромными. И поверьте, ваш покорный слуга мог бы кое-что добавить на эту тему. К величайшему сожалению. В любом случае, мой несчастный, оставленный в дураках, собеседник только развёл руками, выпучил глаза и тяжело вздохнул. – Ну, тогда я уже и не знаю, что делать, – просипел он.

Я присмотрелся к нему повнимательней. В поношенном кафтане он выглядел не очень богатым мещанином, но я заметил, однако, предназначенные для верховой езды сапоги из козлиной кожи, опалённое солнцем лицо и гордо вздёрнутые усики. Горожанин бы так не оделся и не позволил бы лицу побуреть на солнце, ибо в последнее время в Хезе царила мода на бледные лица, а загар считался признаком неотёсанного простолюдина. Таким образом, передо мной стоял дворянин из провинции, которого в Хез привело только ему известное несчастье, которое он стремился изложить перед лицом епископа. Как будто Его Преосвященство не имел других дел, кроме как выслушивать проблемы подданных. Ему на это не хватило бы целой жизни! Я увидел, что дворянин не носил колец, зато на его пальцах заметно выделялись бледные полоски кожи. А на кафтане я заметил вытертый след, вероятно, от цепочки, которая когда-то красовалась на его груди. Ну, видно, пришли плохие времена, и кольца и цепь заложены в каком-то из хезских ломбардов. Поэтому знакомство с этим человеком не представлялось мне плодотворным. В противном случае, быть может, я разузнал бы о сути его дела, а так лишь покивал сочувствующе головой.

– Мне трудно что-то посоветовать. Вы должны набраться терпения и ждать... – сказал я, поворачиваясь на пятках.

– Если вам будет угодно, мастер, – услышал я за спиной. – Не окажете ли мне честь и не выпьете ли со мной стаканчик вина?

– Что ж... – Я прервал шаг и снова повернулся в его сторону.

Я на секунду задумался. У меня не было никаких интересных дел, а в квартире «Под Быком и Жеребцом» меня ждали только голодные клопы, поэтому я решил, что общество дворянина не может оказаться хуже. Хотя, должно быть, он был действительно в отчаянии, раз уж искал помощи у инквизитора, ибо наша профессия, к моему сожалению, порождала у людей чаще всего страх и отвращение, а не желание обращаться за помощью. Впрочем, что могли поделать с земными огорчениями людей мы, которые жили в полном смирении, избегая участия в запутанных мирских интригах?

– Почему бы и нет? – Ответил я.

* * *