Ловцы душ

– Как назывался ваш город? Какой царь им управлял? Какому богу ты молилась?

Я задал слишком много вопросов сразу, и увидел, что она пришла в смятение. Она глубоко втянула воздух ноздрями, будто хотела почувствовать запах дичи и найти предлог, чтобы исчезнуть в лесу.

– Извини. – Я взял её за руку. – Слишком много вопросов, правда?

Я погладил её, и под влиянием этого прикосновения она явно успокоилась.

– Город. Много людей, дома, шум, толкотня. Помнишь?

– Воняло. – Она сморщила нос. – Там, среди домов.

Вопрос о имени правителя был идиотским, поэтому я решил его не повторять. Но ведь она должна была помнить бога, которому молилась. В тот момент, когда она стала вампиром, ей должно было быть по крайней мере лет семнадцать, а в этом возрасте люди уже могут рассказать о своей религии и участвуют в связанных с верой таинствах.

– Какому богу вы молились? Ты и твои близкие?

– Адонай, – ответила она, и на её лице отразилось восхищение. – О, Адонай!

Адонай было именем, которым благочестивые евреи заменяли имя Яхве, читая слова Писания. Ибо слова «Яхве» нельзя было произносить никому, кроме священников иерусалимского храма, и даже тогда они старались, чтобы их заглушала молитва верных. Итак, она была еврейкой!

– Ты видела Его? – Решил я рискнуть. – Ты видела, как Он поднимался на гору с крестом на плечах?

Она прикрыла глаза.

– У него на голове был венец из тёрна, его спина истекала кровью. Скажи, ты видела Его?

– Да, – прошептала она не открывая глаз. – Я бежала рядом с ним. – Она надолго замолчала, но я спокойно ждал дальнейших слов. – Я дала ему выпить воды и отёрла ему лицо платком. Он посмотрел на меня. – Она вздрогнула и вдруг заплакала.

Я прижал её к себе, и она зарыдала на моём плече.

– Он был такой грустный и так страдал. Мне было его очень жалко!

Если она говорила правду, это означало, что она была хорошей девушкой, а её печаль могла угодить Господу. Почему же она должна была быть наказана? А может, это была не кара, а лишь дар, который она не смогла использовать должным образом? Она всхлипывала ещё какое-то время.

– Ты шла с Ним до самого конца? До вершины холма? Ты видела, как он страдает на кресте? – Она хотела покивать головой, но только ткнулась кончиком носа в мою шею.

– Это мы, сотканные из света. Он обещал нам! – Воскликнула она с отчаянием.

Я почувствовал, как она впивается ногтями в мои плечи. Когда я взглянул, то увидел, что она разорвала мне и рубашку, и тело, и её пальцы окрасились красным.

– Перестань! – Я с трудом оторвал её от себя и оттолкнул.

Она посмотрела на меня взглядом испуганного животного, которому кто-то, кому оно безгранично доверяло, нанёс незаслуженную обиду. Но вдруг её взгляд упал на мои разодранные плечи, потом она посмотрела на свои окровавленные руки.

– Я не хотела! Мордимер! Я не хотела! – Закричала она, и в её голосе я услышал одновременно и страх, и отчаяние. – Я не сделала тебе больно? Правда? Мордимер? Не сделала?

Я протянул руки и снова прижал её к себе. Я лишь надеялся, что запах крови, текущей из порезов, не вызовет у неё внезапного прилива аппетита, перед которым рушатся все плотины и исчезают все барьеры. Я не сомневался, что она искренне горевала бы о моей смерти, но я также знал, что она может сделать это быстрее, чем подумает. Плохой это был бы конец для инквизитора, умереть от рук существа, в существование которого до недавнего времени не верил.

– Сотканы из света? Я не понимаю. Что это значит? – Я гладил её по спине, чтобы она успокоилась.

– Это мы сотканы из света, – зашептала она. – Избраны…

– Избраны для чего?

Она долго молчала, но не потому, что не хотела говорить, видимо, она искала правильные мысли и правильные слова.

– Чтобы нести Его слово, – ответила она неуверенно и как будто полувопросительно. Но так сильно акцентируя слово «Его», что у меня не было сомнений, о ком идёт речь.

Итак, по словам моей спутницы, люди, преображённые в вампиров, должны были стать кем-то вроде апостолов Иисуса, наделённых необычайной силой! Но почему они потеряли память о своём призвании? Почему они одержимы жаждой человеческой крови? Почему Христос, сойдя с креста мучений и страдания, не воспользовался их помощью во время похода своей армии на Рим? Почему Он забыл о них или счёл бесполезными и предоставил самим себе?

– Расскажи, что случилось, – попросил я ласково. – Постарайся, моя дорогая. Вспомни. Что ты делала, когда Его прибивали к кресту?

– Я стояла. Смотрела. Мне было так грустно, – произнесла она глухо, словно извлекая воспоминания, которые давно утонули во мраке забвения, и до которых она дотянулась со страхом и удивлением.

– Он посмотрел на меня и улыбнулся, – добавила она. – Он выбрал меня. Я знала. Не только меня...

– Откуда ты знаешь?

На этот вопрос она уже не смогла ответить. Я почувствовал только, что она пожимает плечами.

– И что было потом?

– Он умер, – вздохнула она.

– Кто умер? – Не понял я.

– Он, – ответила она.