В этот момент дверь отворилась и вошел новый посетитель. Это был маленький и тощий человек. Я дал бы ему около пятидесяти лет. Нос у него был как игла, и рожа была довольно странной. Накаров представил и его. Звали его Альфонс Зелдар и, кажется, он был доверенным лицом Накарова и занимался его коммерческими делами. Я пожал руку этой зебре. Он спросил, как я поживаю. Он хорошо говорил по-английски.
Кажется, теперь все приглашенные были в сборе. Я полагал, этот Зелдар должен был говорить со мной о делах Накарова и убедить меня, что казак – деловой человек и что у него есть на что жить.
Мне налили виски. Разговор стал общим. У всех был счастливый и дружеский вид. Но, тем не менее, чувствовалось небольшое напряжение, которое все портило.
Вскоре мы покинули бар, чтобы идти к столу. Посмотрев на меню, я увидел, что оно просто замечательное. Парень Накаров, видно, большой специалист по части гастрономии.
Разговор снова возобновился. Джуанелла рассказывала Эдвани о красотах Нью-Йорка и жизни в нем. Зелдар шептал мне на ухо цифры, а двое голубков, Джеральдина и Накаров, обменивались нежными взглядами и словами.
Я невнимательно слушал сообщения Зелдара о делах Накарова, потому что он говорил мне о балансе и каких-то крупных суммах. Казалось, Накаров обладал большим делом в области импорта-экспорта. Это меня лишь смутно интересовало. Я ждал, когда смогу начать задавать вопросы, а в ожидании можно выпить шампанского. Это не пиво.
Некоторое время спустя после окончания ужина Джеральдина и другие дамы встали и отправились подправить свой макияж. Казак бросился вперед, чтобы открыть перед ними дверь, а Зеддар отправился к бару.
Я сидел в самом конце стола, и все три мышки должны были пройти мимо меня. Джеральдина прошла, не глядя на меня. Джуанелла бросила угрюмый взгляд. Эдвани почти задела меня и положила около моей руки лист бумаги. Я взял его.
Накаров и Зелдар беседовали около бара. Заметив на стуле сложенную газету, я развернул ее, чтобы иметь возможность прочитать послание Эдвани. Вот что там было:
Послание на этом обрывалось. Вероятно, прежде чем она закончила, ей помешали.
Вот это послание! Я не спрашивал себя, что буду делать, я прекрасно это знал.
Разговаривать со всеми этими людьми, как я собирался сделать раньше, теперь не имело смысла, если они решили молчать, то что можно было сделать?
Я оказался в глупом положении, вот и все!
В то же время, если рыжая кошечка имеет что-то мне сказать, это здорово продвинет мое дело. Я не находил никаких возражений против этого свидания, я буду настороже, и она это знает.
Может быть, она начала проявлять беспокойство? После упражнения в стрельбе по моей шкуре, вероятно, она ожидала, что ее заберут. Или она начала пугаться, видя направление, в котором идет дело? Может быть, были перейдены какие-то границы? Иначе зачем бы она обратилась ко мне, если бы не хотела выйти из игры?
Даже если предположить, что она хочет меня видеть, чтобы рассказать мне небылицы, я все равно не потеряю даром времени. Небылицы все-таки лучше, чем ничего.
Я сунул ее листок в карман, свернул газету и пошел к бару налить себе виски.
Я сказал Накарову:
– Послушайте, полковник, я считаю, что вы и я должны побеседовать по нашему делу. Может быть, мистер Зелдар сможет мне подробно рассказать о деле, которое у вас в Швейцарии, импорт-экспорт. Я хочу быть уверенным, что правильно все понял. Но мне кажется, сейчас не время и не место для подобных разговоров.
Он ответил, что согласен со мной.
Тогда я предложил, чтобы он и Зелдар пришли завтра утром в одиннадцать часов в Гранд-отель, чтобы вместе выпить по стаканчику и поговорить. Серж ответил мне, что так будет отлично, но добавил, что есть одна вещь, которую он не понимает: почему это Федеральное бюро расследований заинтересовалось его женитьбой на Джеральдине до такой степени, что послало специально для этого своего агента во Францию?