Читаем Ловите принца! (Щепки на воде) полностью

— Это добрая весть, — Гай, слегка отогревшись, сбросил тулуп прямо на пол и сел на табурет. — Завтра же поедете в Бобровую усадьбу… Лорд Мелин мне еще 'спасибо' скажет.

Коприй опять кивнул, дав понять, что у него нет оснований сомневаться в правильности слов господина…

Глава четвертая

Кто-то ласково коснулся щеки, погладил по голове.

Мама… это мама.

Мягкие темные волосы пахнут цветами и щекочут ему лицо — она наклонилась к колыбели, чтоб поцеловать сына-кроху перед сном. 'Спокойной ночи, лапушка', - так сказала, улыбаясь самой лучшей улыбкой на свете, опять коснулась пальцами его щеки.

Вот они — эти воспоминания — всплыли только сейчас…

С ее лица вдруг сошла улыбка, она вздрогнула, встревожено дернула тонкими бровями к переносице, обернулась — кто-то звал ее. Кто-то требовал ее.

— Мам! — сипло выкрикнул Мелин, потянулся к ней: ему внезапно стало жутко. — Мама!

— Мне пора. Спи, — сказала тихо, поцеловала его в лоб и медленно растаяла в воздухе, махнув сыну рукой.

— Я с тобой! Забери меня! — отчаянно закричал Мелин, рванулся следом, но провалился в жар и боль.

Больно, жарко и в сердце — тоска.

Такая смутная, такая гнетущая, словно падаешь в бездонную темную яму и точно знаешь: уже никогда не будет тебе оттуда выхода. И стонать, кричать хочется.

А сил нет. Ни на что. Как и желания жить.

Ох, как же плохо тебе, Мелин, в этой жизни…

Его хлопали по щекам и уговаривали 'успокойся'.

Мелин открыл глаза.

— Привет, волчонок, — ему улыбнулась сияющая фея.

— Привет, — растерянно отозвался юноша.

— Как себя чувствуешь?

— Вроде хорошо, — тем же потерянным тоном отвечал кронпринц.

— Рада, очень, — говоря с ним, фея не переставала дружелюбно улыбаться. — Хочешь пить?

— Да.

Она, еле слышно шурша мягкой шерстяной юбкой, легко спрыгнула с постели, на которой сидела рядом с больным, и, схватив с прикроватного столика серебряный кувшин, наполнила один из бокалов, которые стояли рядом, водой. Хрустальное журчание странно просветлило мысли Мелина, и он уже с улыбкой принял питье из рук этой светловолосой и ясноглазой феи. А глаза у нее были фиалковыми.

— Ты кто? — спросил юноша, вернув бокал ее тонким маленьким пальцам.

— Элис. Я дочь Гая Гоша, единственная его дочь, — представилась девушка, снова опускаясь рядом с ним на постель.

— Боже мой, — пробормотал Мелин. — А я где? — он только сейчас осмотрелся и увидел, что находится в просторной и красиво обставленной спальне; правда, в ней наблюдался заметный избыток розового цвета — портьеры на окнах, подушки на диванах, гобелены на стенах — какая-то кукольная комната.

— В Бобровой усадьбе, в моей усадьбе. Папа мне ее на пятнадцатилетие подарил, — весело и довольным тоном повествовала фея.

— А твой отец где? — совершенно ничего не соображая, Мелин задал следующий вопрос.

— Папа развлекается в Красной пуще. Лагерь, солдаты, оружие… Фи, — Элис пренебрежительно скривила изящные губы.

— А как я здесь…

— Оказался? — предупредила очередной вопрос девушка. — Очень просто. Тебя привезли в повозке, такого больного, такого бледного — страх. А мне от отца привезли указание: заботиться о тебе, лорд Мелин. Вот я, стало быть, сижу и забочусь. Кстати, покажи: как там дела, — и, не дожидаясь разрешения, сдернула одеяло с груди юноши.

Мелин вспыхнул и дернул его обратно.

— Да ладно тебе, — фыркнула Элис. — Я твои раны каждый день осматривала. Если хочешь знать, я здорово разбираюсь во врачевании — меня матушка научила. Я такие травы знаю, такие мази умею делать — в миг все заживает. Спросил бы у папы: когда его Коприй ошибается или справиться не может, папа ко мне обращается. Вот так-то!

— Каждый день осматривала? — удивился юноша. — А сколько дней прошло?

— Ты уже дня четыре без памяти лежишь. То стонешь, будто у тебя живот болит, то зубами скрежещешь — аж мороз по коже.

— Как долго! — Мелин ужаснулся, бросился вон из постели. — Мне нужна одежда! Лошадь! Мой меч!

Он совершенно упустил из вида то, что болезнь могла его ослабить. Так и сталось: ноги подкосились весьма и весьма коварно, и Мелину ничего не оставалось, как вернуться к подушкам и одеялу.

— Вот глупый, — заметила Элис, поддерживая его под руку. — Тебе еще лежать и лежать.

— Возможно, — хмуро согласился юноша, — но завтра мне надо ехать.

— Завтра и поедешь, раз решил, — кивнула девушка, успокоительно улыбаясь. — А сейчас выбирай: сон или обед?

Мелин не смог не улыбнуться в ответ милой, забавной девушке, чем-то неуловимо напоминавшей Нину (наверное, юностью, хрупкостью). Он признался себе, что появление этой сияющей феи было весьма кстати: желание распрощаться с неудавшейся жизнью стало не таким острым. Да и живот заявил о себе требовательным урчанием — его давно не наполняли.

— Обед, — выбрал кронпринц.

— Молодец, волчонок! — похвалила его Элис. — Ты не пожалеешь: у нас сегодня — пироги с курицей! Нежнее не найти! — и резво прыгнула к шнурку звонка, чтоб вызвать прислугу.

— А почему ты меня волчонком называешь? — успел еще спросить Мелин.

— Потому что ты рычал во сне, — ответила девушка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза