Читаем Ловите принца! (Щепки на воде) полностью

— Я договорился со своим кузеном, — рассказывал Леонату и доктору мастер Герман. — Он живет на хуторе Полужье. Три дня езды отсюда. Они с женой бездетные, и с радостью примут мальчика. Я не говорил им, что это будет принц Мелин. Я назвал мальчика сыном одного из моих умерших друзей. Пусть так будет. Не стоит посвящать в наши планы еще кого-то.

— А как мы прикроем пропажу мальчика? — недоумевал мастер Леонат.

— Пустим слух, что он утонул в реке…

Через Кленовую усадьбу текла довольно широкая, быстрая река Вирка. И назвали ее так неспроста.

Воды Вирки имели славу коварных: затягивали неопытных пловцов на глубину, переворачивали легкие лодки в ненастную погоду, подмывали берега, забирая в свои волны вместе с землей кусты и деревья. Из-за их норовистости однажды целый рыбацкий дом обрушился в поток. Хозяева спаслись, успели выскочить, но их пятилетний сын достался реке.

Поэтому на своенравную, коварную Вирку и собирались заговорщики свалить исчезновение Мелина. Это им казалось вполне правдоподобным.

— Но тело? — все сомневался доктор. — Откуда мы возьмем тело, чтоб не было сомнений?

— Это вовсе необязательно, — отвечал Герман. — Бывает так: утонул человек, а тела и не нашли. На дно, под корчи утянуло — мало ли.

— Это поставит нас под ужасный удар, — пробормотал Леонат. — Король, что бы там ни было, даст волю своему гневу, когда узнает, что мы не досмотрели маленького лорда.

— Я готов к этому, — уверенно тряхнул головой Герман. — Моя жизнь идет к закату, я много повидал, много сделал. Мне помирать не страшно. А у мальчика все впереди…

— О, вы правы, правы, — зашептал Леонат. — Мне бы хоть каплю вашей твердости, вашей отваги. Но как бы ни тряслись мои старые поджилки, а я не стану отказываться от нашего плана… Если и погибну, то с уверенностью в том, что я сделал все возможное для того, чтоб наш маленький господин жил долго и спокойно, вдали от опасных течений…

Само собой, наставники заранее сообщили Мелину о своих планах, и мальчик, пусть не сразу, а для порядка поупиравшись и посомневавшись, согласился с тем, что ему крайне необходимо исчезнуть из Кленовой усадьбы.

Поэтому, когда приехал обоз, Мелин был готов: он переоделся в крестьянскую одежду — полотняные штаны, рубаху и куртку, вязанную из толстых шерстяных ниток. На ноги надел кожаные гетры и грубые башмаки, голову укрыл капюшоном и шляпой с широкими обвисшими полями, а шею и нижнюю часть лица замотал платком. Таким нехитрым способом, еще для полноты образа сгорбив спину, превратился принц Мелин в кого-то, очень похожего на кухонного мальчишку.

Мастер Герман вывел парнишку к крестьянам-возницам, когда те разгрузились и выпили по чарке березовой настойки, которую обыкновенно подносила им ключница, и уже собирались поворачивать дышла фургонов к воротам.

— Слышьте, парни, — сказал он, — тут у нас один малец приболел, из кухонной прислуги. Кашляет, чихает да сморкается — спасу нет. Хочу его в деревню отвезти, к тетке одной, чтоб не сморкался тут, в доме. Не подвезете нас? Мы не обидим, — и показал крестьянам серебряную монетку.

Для правдоподобности Мелин старательно покашлял и посморкался и покряхтел, словно измученный многими хворями старичок.

— А это не заразно? — опасливо спросил один из возниц, почесывая плешивый затылок. — Монетка — оно, конечно, неплохо, но не хотел бы я захворать так, как этот малый. Мне болеть нельзя — мне семью кормить надо.

— Пока у него рот и нос замотаны, не заразишься, — успокоил крестьянина мастер Герман, поглаживая шею лошади.

— Ну, ладно, — кивнул другой возница, загорелый до черноты мужчина лет сорока. — От нас не убудет. Лезьте в фургон. Только смотри, парнишка, — он погрозил Мелину своим огромным и волосатым кулаком, — репу-то не разматывай, кашляй в свой платок, а не в меня, а то в репу свою хворую и схлопочешь.

— Хорошо, — пискнул мальчик, мотая на ус и 'репу', и 'схлопочешь' — эти понятия, он чувствовал, могли пригодиться в новой жизни, которую он решил начать…

Так впервые за десять лет юный лорд Мелин покинул Кленовую усадьбу. Забрался в фургон, улегся за тюки с сеном (так велел ему Герман) и даже весело хохотнул, увидав, как через пару минут закрылись за ним ворота поместья-тюрьмы.

'Все, старичок, все! Вот так просто все получилось, — с восторгом думал Мелин, не обращая внимания на тряску и жесткое днище фургона. — Теперь — не упусти момент — только и осталось!

Не собирался он жить на хуторе Полужье и изучать крестьянские премудрости.

Поэтому когда, по его мнению, фургон отъехал достаточно далеко от Кленовой усадьбы и оказался в сосновом бору, мальчик незаметно для сидящих на облучке возницы и Германа выскользнул из повозки и тут же схоронился в придорожных кустах. Обождал, пока подводы не скроются за поворотом, подхватил свою сумку с запасами, которую ему собрали наставники, и кинулся бежать по первой попавшейся тропке в глубину леса.

Несся, подпрыгивая и напевая веселую песенку. Ее он слышал как-то раз от молодого пастуха, который гнал стадо коз мимо усадьбы:

Хей-хей, веселей,

Рук-ног не жалей!

Прыгай выше и бодрей,

Но коленки не разбей!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза