А в целом получалось у Левашова хорошо. Литературно. Достоверно и без натуралистических подробностей.
Шульгин слушал, потягивая коньяк и благодушно улыбаясь.
«Стоп», — сказал себе Новиков, когда мягкая ладонь Ирины коснулась его руки. Она наверняка что-то почувствовала. Его внутреннюю напряженность, или никому другому не заметную фальшь в словах Левашова. Так и на самом деле — ей слушать рассказ Олега — как старослужащему капитану Максиму Максимовичу излияния прапорщика Печорина о Кавказской войне. Его сразу охватило чувство любви к ней, благодарности за ласку и понимание, желание тут же, не стесняясь окружающих, начать целовать сначала эти милые пальцы, потом выше, выше, шею, лицо…
«Стоп! Это — опять симптомчик. Переход из депрессивной фазы в маниакальную». — Новиков был достаточно начитан в популярной медицинской литературе, да и многолетнее общение с Шульгиным кое-чего стоило.
Вот на чем его подловили дуггуры! Ни к чему им было проникать в глубины его изощренного интеллекта и гасить способности кандидата в Держатели. Попали в болевую точку древних мозговых структур. Сидела там от общих обезьяноподобных предков унаследованная склонность к циклотимии[1]. Все гуманоиды, в силу специфических особенностей эволюции мозга, в качестве расплаты за разум обязательно оказываются привязанными к психическому маятнику, раскачивающемуся между шизофренией и циклотимией. А там уж как кому повезет.
Слава богу, что шизофрения — не его удел. Было бы гораздо противнее. Значит, большую часть жизни он прожил при акцентуации в сторону гипоманиакальности. Отсюда оптимизм, веселость, бесшабашность, способность к стремительным и неизменно верным решениям, озарениям и тому подобное.
Тем страшнее оказался провал в подспудно копившуюся депрессивность.
Андрею сейчас хотелось радоваться жизни со всей разнузданностью. Но самоконтроль сохранялся.
«Как наилучшим образом дать выход этой вспышке?»
Ответ явился сам собой.
— Сашка, найди мне гитару!
Новиков очень давно не пел в компаниях, времена и самоощущение чересчур резко изменились. Как бы не ошибиться — Альбе с космонавтами пел последний раз или офицерам-корниловцам после взятия Каховки? Наверное, тогда. После — было не в настроение.
Ну и ладно!
Шульгин на минутку вышел из комнаты, вернулся с инкрустированной перламутром шестистрункой. Андрей бегло ее осмотрел, попробовал взять несколько аккордов. Гитара была великолепна, под его руку настроена.
Лариса смотрела на Новикова странным взглядом. По-своему, но чувствовала, что какие-то изменения и в Левашове, и в остальных произошли.
Андрей, утрированно подражая признанным (и призванным) в аристократических кругах исполнителям, сбросил с плеч куртку, лихо хлопнул рюмку, отошел в угол, откуда акустика обещала быть
Еще раз пробежал пальцами по ладам. Годится.
Ему захотелось спеть нечто разнузданное, отвязное, на грани пристойности, а то и за ней, типа частушек, что орут крепко выпившие мужики и бабы в среднерусских деревнях, но он сдержался. Джентльмен остается джентльменом, даже когда у него начинает сносить крышу.
Пожалуй, исполним вот что:
Новиков сам почувствовал, что получилось. Лариса даже захлопала в ладоши, не сдержавшись.
— Давай еще…
Андрей мельком взглянул на Ирину. У той песня восторга не вызвала.
Хорошо. А что бы для нее вспомнить?
Потянуло спеть нечто однозначное и оптимистическое, вроде: «Я уходил вчера в поход, в далекие края, платком махнула у ворот любимая моя…», но само собой вышло чуть-чуть иначе.
Словно бес под руку толкал.
Главное, первые аккорды под текст подобрать…
Пошло…