Ловите конский топот. Том 1. Исхода нет, есть только выходы...

– Это для кого как, – не согласился Левашов. – Много ты о них знаешь! Поступила команда – и смотались. Кто-то счел задачу выполненной…

Очередной «разбор полетов» прервало появление сразу целой компании квангов-офицеров, предводительствуемых, что меня совершенно не удивило, другом Сехметом, державшим себя среди подчиненных, как большой начальник. Почему бы и нет? Вполне мог и, более того, должен был возвыситься, единственный из своих соотечественников, за отсутствием людей, причастный к великой победе, последней и окончательной, поскольку после взрыва информационной бомбы на аггрианской базе воевать с ними было просто некому. До сего дня?

Насколько я вник в местную психологию, «справедливость» у них была понятием почти абсолютным. Никто из соображения карьеры или самолюбия не стал бы лишать офицера заслуженных привилегий и наград, приписывать себе чужие подвиги. Само собой, высшие командиры свои награды тоже получили, но не так, как у нас было принято в годы Афганской, скажем, войны. Героям переднего края – медали «ЗБЗ» [79] да «За отвагу», а полковникам, генералам, включая прилетевших из Москвы отметиться «на фронте», – от «Красного Знамени» и выше.

Увидеть его я был искренне рад, да и он нас, судя по его виду, тоже. Кванги – народ понятливый и переимчивый, талантливый, я бы сказал. Не зря Сехмет за месяц усвоил русский почти в совершенстве. И обычаи наши он помнил. Чисто по уставу подкинул ладонь к виску, за ним это приветствие повторили его товарищи. Затем мы крепко пожали друг другу руки, без всяких местных церемоний, моментами превосходящих по сложности и запутанности средневековые китайские и японские.

– Я очень рад вас видеть снова, – сказал Сехмет. – Вы всегда приходите, когда нам надо? И уходите, ничего не сказав? Вы опять спасли нас, сделав то, чему не учили…

– Как не учили? – продолжая держать в своей руке его руку, удивился Шульгин. – Чему не учили? Только тем и занимались, что учили вас воевать как положено. Другое дело, вы винтовки и пулеметы делать не стали. А я ведь говорил… Слушай, кстати, а мой пистолет ты куда девал?

– Вот твой подарок, дорогой друг. – Сехмет достал из кармана «восьмерку», протянул Сашке на открытой ладони. – Но выстрелить я могу теперь только один раз. Себе в голову.

Вместо Шульгина пистолет взял я, оттянул затвор до половины хода рычагов. И вправду, магазин пустой, единственный патрон в патроннике. Самурай, бля! Натурально, через летный комбинезон харакири делать сложно, а застрелиться – запросто.

– И для чего тебе такая идея в голову пришла? – поинтересовался я. Странно и смешно моментами, но я говорил с единственно понимающим меня и помнящим прошлое квангом так, будто мы расстались неделю назад, как если бы меня не утащила Дайяна с поля боя и не начались совсем другие жизненные коллизии. А ведь по моим жизненным переходам и случаям после нашего последнего разговора, когда я запрыгнул на лобовой лист танка, хлопнув прощально Сехмета по плечу, прошло намного больше пяти лет. И не только хронологических.

– Ты, Андрей, совсем ничего не понимаешь? Если бы вы не пришли сейчас, нас, выживших в бою, просто бы съели… Тебе нравится, когда тебя едят живым?

Вот тут меня слегка достало чувство, подходящее постоянному и малообразованному читателю книжек Стивена Кинга. Напугать любого из нашей команды трудно. Всякое видели. Перевороты, гражданские войны, пришельцев разного уровня разумности и агрессивности. Стояли под чужими пулями и сами стреляли, но чтобы кого-то из нас пытались есть живьем… Именно живьем! Тут, не имея иного выхода, естественно, предпочтешь застрелиться.

– Не нравится, – нисколько не кривя душой, ответил я. – Но неужели так действительно было?

– Мы врага отогнали, – без всякой связи с предыдущим ответил Сехмет. – Весь наш народ с неизбывным восторгом узнает, что спасти нас вернулись лучшие в мире «странствующие рыцари»…

Степень владения русским, и не просто языком, а свойственными ему смысловыми полями, которой достиг «лейтенант» захолустного гарнизона, просто поражала. Причем я видел, что сейчас он говорил и думал по-нашему лучше, чем тогда. Или он в своих краях непризнанный гений, или все они такие, только не затруднились ненужным по должности делом.

– Сехмет, – спросил я, – у нас не найдется другого места, чтобы поговорить всерьез? Ты понимаешь, что такое – «всерьез»?

– Товарищ Андрей, я понимаю. Мы немедленно поедем в такое место.

Обращению «товарищ» мы его тоже научили. Иной формы обращения между военнослужащими у нас тогда просто не было.

На своем совершенно невозможном для восприятия языке он отдал несколько команд. Командами они звучали чисто интонационно.

Пока офицеры, не имеющие подобия даже старых раций «Р-126», лично бегали передавать распоряжения по команде, Сашка протянул Сехмету рваную кобуру. И полный запасной магазин отдельно.

– Заряди в пистолет. Пригодится. Восемь шагов назад от смерти. И расскажи – что все это значит…

Глава двадцатая