Ловите конский топот. Том 1. Исхода нет, есть только выходы...

– Я не понимаю, – вновь вмешалась Лариса, – как такое может быть? Вполне гуманоидного облика существа, земного происхождения, способные к целенаправленной и, судя по тому, что нам было показано, вписывающейся в рамки наших стереотипов деятельности, в то же время оказываются непостижимыми для тебя, Антон, умеющего создавать из ничего вполне жизнеспособные фантомы!

Когда наша «анфан террибль» [64] хотела, она вспоминала свое весьма приличное образование и начинала выражаться четко и даже рафинированно. Оставаясь при этом той же природной стервой. Как такое можно говорить в присутствии якобы лучшей и якобы единственной подруги?

Наталья, конечно, была и осталась человеком, но о ее воплощении (и реконструкции) в Замке при ней и Воронцове лучше было бы не вспоминать.

Я предпочел отвернуться, чтобы не видеть Натальину реакцию, однако, кроме меня, кажется, этой грубой бестактности никто и не заметил. Или сделали вид. «Если ваш сосед облил скатерть соусом…», и так далее.

Зато Антон уловил все, что следовало, и ответил так, что я бы ему пожал руку, пусть и за кулисами.

– Видеть многое и помнить – это в знании второстепенно, как говорил Конфуций. Он же говорил о том, чем является откровенность без церемониала…

«Хамством», – продолжил я в уме. Похоже, Лариса тоже поняла, о чем идет речь.

Антон продолжать не стал. Счел, что сказано достаточно, да и обострять отношения ему было ни к чему. Вернулся к теме.

– Как-то нам уже приходилось обращаться к вопросу, каким образом способны понимать друг друга мы – присутствующие здесь люди, бывшие аггры и настолько же бывший форзейль. Кажется, Андрей тогда провел ассоциацию между всеми нами и муравьями. Биологи здесь присутствуют? – задал он риторический вопрос в стиле Цицерона. Сам же и ответил: – Нет, не присутствуют, если не считать Александра, около года изучавшего эту науку на первом курсе. Но каждый из вас способен понять, что на нынешнем уровне нашего с вами развития ни допросами, ни ментаскопированием, ни другими доступными нам методиками мы ни с рядовым «формика руфа», ни с их маткой о чем-то конструктивном договориться не в состоянии. Если даже муравей будет ростом с медведя и одет в некое подобие фрачной пары. Вы со мной согласны, Лариса? Или продолжить цепь ассоциаций и силлогизмов?

Молодец, Антон. Он сказал это таким тоном и смотрел на нее так, что она просто вынуждена была, пусть и сквозь зубы, ответить положительно. Иначе просто потеряла бы лицо.

А у нас на это обращают пристальное внимание. Как же – шестнадцать самодостаточных личностей, и никто не согласен на подчинение иерархии тюремной камеры или крысиной стаи. Все «альфы», пусть и в собственных нишах.

– Простите, Антон, – меняя тему, сказал Кирсанов, – а можно ли хоть издалека посмотреть на ваших пленников? Из фильма мне показалось, что, когда их бьют прикладами или сапогами, они реагируют как-то очень по-человечески…

– Сожалею, но сейчас это невозможно. Как бы это правильнее выразиться… – Антон явно испытывал затруднение, общаясь с человеком, которому по определению полагалось мыслить в рамках начала двадцатого века, не зная ничего о последующих достижениях человеческой (и не только) мысли.

Здесь он здорово ошибался, находясь в рамках (или тенетах) прошлых представлений. Ему не приходилось, прожив много десятилетий в конце девятнадцатого века и почти весь двадцатый, общаться с людьми, столь резко сменившими «среду обитания», как Кирсанов или Басманов. Мы – совсем другой контингент. Тем более они оба успели очень многому научиться, читая книги, работая с компьютерами и путешествуя между мирами. Мозги у них были правильно устроены, это главное, а информационное наполнение – дело наживное.

– Да вы не стесняйтесь, выражайтесь, – поощрил его жандарм, как если бы разговаривал с арестованным эсером-террористом. – Поймем как-нибудь.

– Хорошо, – сказал Антон, оглянувшись именно на меня. Будто спрашивая, как быть. Я сделал разрешающий жест.

– Сейчас этих дуггуров-элоев у нас нет…

– Сбежали, что ли? – с профессиональным интересом спросил Кирсанов. – И как же вы так… промухали? У меня что из «Крестов», что из Константиновского равелина ни один… временно задержанный или подследственный не сбежал. В худшем случае случались «неудачные попытки»… А я слышал, вы еще при обоих Александрах служили…

Лицо и тон Кирсанова выражали горестное недоумение, легкое сочувствие и не слишком тщательно маскируемый сарказм.

– Я по другому ведомству служил, – с неожиданной гордостью ответил Антон, и я вдруг со странным чувством отметил – сколь же сильна та самая «одержимость временем». Казалось бы, ну что Антону, дожившему как минимум до встречи с Воронцовым (1984 год, Сухум), старые счеты между давно канувшими в Лету учреждениями монархии, уже семьдесят лет как не существующей.

Нет, с другой стороны, как говорил еще мой дед: «В армии, если без войны, три года служишь, а воспоминаний потом у мужиков на всю жизнь хватает».

– Об этом, надеюсь, у нас будет время отдельно поговорить, а по данному факту? – не поддался на провокацию Кирсанов.