Ловец во ржи

– Не школьный день, – сказал все тот же мелкий. Врал, конечно, без зазрения совести. Но мне было нечем заняться, пока не покажется Фиби, так что я показал им, где мумии. Я их сразу нашел, хотя много лет не был в этом музее.

– Вы, ребята, так интересуетесь мумиями? – сказал я.

– Ага.

– А твой друг не разговаривает? – сказал я.

– Он мне не друг. Он мой брательник.

– Он не разговаривает? – я посмотрел на того, который ничего не говорил. – Ты совсем не разговариваешь? – спросил я его.

– Ага, – сказал он. – Не хочется.

Наконец, мы пришли туда, где мумии, и направились к ним.

– Ты знаешь, как египтяне хоронили своих мертвых? – спросил я одного мелкого.

– Неа.

– Что ж, надо знать. Это очень интересно. Они оборачивали им лица такой тканью, пропитанной какими-то секретными химикатами. Поэтому, когда их хоронили, они могли лежать в своих гробницах тысячелетиями, а лица у них не гнили, ничего такого. Никто не знает, как так сделать, кроме египтян. Даже современная наука.

Чтобы пройти к мумиям, нужно спуститься по такому очень узкому коридорчику с каменной стеной, взятой прямо из этой гробницы фараона и все такое. Было жутковато, и я почувствовал, что эти два молодца не в восторге. Они, блин, так и жались ко мне, а тот, что не разговаривал, практически виснул у меня на рукаве.

– Пошли, – сказал он брату. – Я их уже видел. Эй, давай.

Он развернулся и дал деру.

– Он сдрейфил, как пить дать, – сказал другой. – Покеда!

И тоже дал деру.

Тогда я остался в гробнице один. Мне это по-своему как бы нравилось. Хорошо так было, спокойно. А затем я вдруг увидел на стене – ни за что не догадаетесь – очередной «хуй”. Это было написано красным мелком или чем-то таким, прямо под стеклянной частью стены, под камнями.

В этом вся беда. Невозможно найти хорошее, спокойное место, потому что нет такого. Возможно, вы думаете, что есть, но как только там окажетесь, заметить не успеете, как кто-нибудь напишет «хуй» прямо у вас под носом. Можете попробовать. Наверно, если я даже умру, и меня засунут в могилу и надгробие поставят, и все такое, со словами «Холден Колфилд» и годами, когда я родился и умер, прямо под ними кто-нибудь припишет «хуй». Уверен, так и будет.

Когда я вышел от мумий, мне захотелось в туалет. Меня как бы понос прохватил, если хотите знать. Против поноса я не слишком возражаю, но случилось кое-что еще. На выходе из уборной, прямо перед самой дверью, я как бы отключился. Но мне повезло. То есть, я мог бы убиться, когда падал на пол, но я только на бок приземлился. Чудно так получилось. Мне стало лучше после отключки. Правда. Рука как бы болела, где я ушибся, но меня уже так не нафиг шатало.

Тогда было где-то десять минут первого или вроде того, так что я вернулся стоять у двери и ждать старушку Фиби. Я думал, что это, может, последний раз, когда я увижу ее. В смысле, одну из всей родни. Я прикинул, что, вероятно, еще увижусь с ним, но пройдут годы. Я мог бы наведаться домой лет в тридцать пять. Я прикинул, вдруг кто-то заболеет и захочет повидать меня перед смертью, и только тогда я соглашусь оставить свою хижину и приехать. Я даже стал представлять, как это будет, когда я приеду. Я понимал, что мама чертовски разнервничается и станет плакать и умолять меня остаться дома и не возвращаться в свою хижину, но я все равно уеду. Буду чертовски непринужденным. Успокою ее, а затем отойду в другую сторону гостиной, достану такой портсигар и закурю сигарету, чертовски спокойно. Попрошу их всех приезжать ко мне, если им захочется, но настаивать не стану, ничего такого. Что я сделаю, я разрешу старушке Фиби приезжать ко мне летом и в рождественские и пасхальные каникулы. И Д. Б. разрешу приезжать ненадолго, если ему захочется побыть в хорошем, тихом месте, где можно писать, но чтобы никакой киношной писанины у меня в хижине – только рассказы и книги. У меня будет правило, чтобы никто не позволял себе у меня никакой туфты. Пусть только попробуют туфту какую выкинуть, сразу – вон.

Я вдруг взглянул на часы в раздевалке, и они показывали двадцать пять первого. Я стал бояться, что, может, та пожилая дама в школе сказала той другой даме не передавать старушке Фиби мою записку. Я стал бояться, что она сказала ей сжечь ее или вроде того. Я на самом деле чертовски испугался. Мне на самом деле хахотелось повидаться с Фиби прежде, чем я выйду на дорогу. То есть, у меня же была ее рождественская капуста и все такое.

Наконец, я ее увидал. Я ее увидал сквозь стеклянную часть двери. А почему я ее увидал, она была в моей чумовой охотничьей кепке – такую кепку увидишь миль за десять.

Я вышел из дверей и стал спускаться по этой каменной лестнице ей навстречу. Только я не мог понять, зачем она несет с собой такой здоровый чемодан. Она как раз переходила Пятую авеню, и тащила этот чертов чемоданище с собой. Она его еле тащила. Когда я подошел поближе, я увидел, что это мой старый чемодан, тот, что был у меня в Вутоне. Мне было невдоммек, какого черта он ей понадобился.

– Привет, – сказала она, подойдя поближе. Она вся запыхалась из-за этого чумового чемодана.