— Ну, честно говоря, я облажалась, — сказала Лекса с горькой обидой, вернув кусочек недоеденного тоста на тарелку. Она начинает оттягивать своё пальто, потому что в доме Эбби слишком жарко, чтобы оставаться в верхней одежде. — И думаю, так со всей правдой, с которой я могу иметь дело.
— Ты не облажалась, — сказала ей Эбби, переходя вокруг стола, чтобы помочь Лексе с пальто. Она сняла с девушки шарф, шапку и быстро расстегнула пальто. — Ты подавлена.
Лекса облегчённо вздохнула, когда её пальто было скинуто на пол вместе с остальной зимней одеждой.
— Я подниму.
— Не волнуйся насчёт этого, — покачала пренебрежительно рукой Эбби. — Это не первый раз, когда твои вещи разбросаны по моему дому.
Щёки Лексы покраснели, и она пробормотала:
— Кларк обещала мне, что тебя не будет ещё часа два. Мне до сих пор неловко.
— Ну, Джейк посчитал это весёлым, так что полагаю, это произошло не на полу, — сказала Эбби. — Я до сих пор не понимаю того, чтобы заниматься сексом в доме своих родителей, но вам двоим редко удавалось держать руки при себе, так что не могу сказать, что удивилась тогда. Вы могли бы хотя бы воздержаться от кухонной стойки.
— Думаю, мне нужен ещё шот.
Эбби хихикнула и развернулась, чтобы взять бутылку.
— Хорошо, но это последний. Ты уже отключаешься.
Выпив водку, как только стакан поставили, горло Лексы прожглось, и приятный гул в её голове зазвучал вновь. Она немного разворачивается на стуле и осматривает остальную часть большой комнаты, поднимается на ноги и движется к большой оформленной фотографии на стене.
Её собственное лицо улыбается ей в ответ, её волосы необузданно развиваются, пока она смотрит в камеру позади коттеджа Гриффинов, а Кларк обнимает её рядом. Нос Кларк прижат к щеке Лексы, голубые глаза закрыты, словно девушка пытается запомнить момент, вдыхая аромат брюнетки. Руки загорелые, видимая испарина прослеживается на лбу Лексы из-за летнего палящего солнца. Это прекрасно. Лекса знает, что она никогда не видела такую радость в единой вспышке в захваченную секунду; она никогда прежде не видела такой радости в себе. Именно на это и похожа жизнь, как ей думается. Это — то, на что похожа любовь.
Лекса стоит спиной к Эбби, она закрыла глаза и испустила прерывистый вздох. Горло сжато и оно покалывает, глаза горят, будто единственное, что может их потушить — это водяной поток, с которым Лекса так часто борется. Здесь она столкнулась с прекрасным проблеском прошлого, в котором она провела слишком много времени, и Лекса позволяет себе его. Она позволяет слезам проступить, позволяет им скатиться.
— Всё так размыто, — шепчет она, не зная, что Эбби уже ушла с кухни.
Женщина мягко вздохнула, когда её рука дотронулась плеча Лексы и потянула девушку к дивану.
— Это алкоголь.
— Нет. Нет, это я, — сказала Лекса, садясь на край дивана. — Всё это. Мы, — она машет руками по воздуху, чуть не сбивая стеклянную вазу на столе.
— Мы? — морщась спросила Эбби и снова садится на своё место.
Лекса трёт глаза, её макияж размазывается.
— Я и Кларк, — голос дрогнул, начинает разрушаться, Лекса беспомощна и не может остановить этого. Она разрушается годами.
— Лекса, ты не ви…
— Всё размыто, — повторила Лекса, качая головой. Ей наплевать на сломанный голос или о мокрых щеках, о дрожащей нижней губе. Ей нужно сказать это кому-то, чтобы кто-то услышал её и понял. Возможно, она просто должна сказать это вслух о тех частях, которые так крепко вросли внутри её. — Всё было размыто годами, словно только я видела искажённую версию этого мира, все края нечётки, и ничего не могло изменить это. Так всё время, каждый день, но в конечном итоге я возвращаюсь сюда. Возвращаюсь сюда, Эбби, и я вижу её, и, Боже, это словно весь мир… словно всё становится чётким. Всё такое ясное. Всё красиво, даже когда это не так, даже если это болезненно, и я не чувствую, что я нахожусь в двух секундах от падения с земли.
Примерить свои чувства или, хотя бы, какую-то их часть на слова и высказать их вслух — словно подъём огромной ноши с плеч, Лекса не может не чувствовать себя освобождённой. Печаль осталась, но боль — уже позади. Объяснить кому-то и знать, что её не просто выслушают, но и поймут — это именно то, что нужно Лексе.
Когда Лекса посмотрела на Эбби, на глазах женщины были слёзы.
— Это первый раз за долгое время, когда ты говоришь о ней, — сказала Эбби. — Это первый раз, когда ты говоришь о ней вот так, по крайней мере.
Грустная улыбка коснулась губ Лексы:
— Должно быть, это алкоголь.
Эбби награждает её понимающим взглядом, из-за чего внутренности Лексы буквально тормошатся.
— Думаю, ты должна сказать ей.
— Я не могу сделать этого.
— Мы ходили на цыпочках вокруг вас с Кларк в течение многих лет, Лекса, — сказала Эбби, — и сейчас ты здесь, и ты говоришь о ней также, как и раньше. Ты говоришь о ней то, что хочешь говорить, и это что-то, да значит.
— Это значит, что я проебалась.
Эбби испускает громкий смешок, вытирает слезу с края глаза и поглаживает ногу Лексы.
— Это значит, что это время, дорогая.
— Время?