Ловчий

— Та самая кассета, — веско произнес Касаев, взвешивая коробочку на ладони. — Место, как видишь, надежное, а двойная тара на всякий случай — от сырости. Думаю, ищейкам Прошева сюда не добраться. — И он пристально посмотрел мне в глаза.

И снова мне потребовались усилия, чтобы не дрогнуть под его взглядом.

Так вот где он устроил тайник! Мой прокол! Грубый ляп! А ведь мог бы догадаться заранее. Но что-то помешало, хотя информация к размышлению была. Быть может, анекдоты и поговорки про тещу, начисто отрицающие взаимную доверительность. Впрочем, дело-то не в теще…

— Нина Степановна — единственный человек, который знает все, — тихо продолжал между тем Гарик. — Мы условились, что в случае осложнений она передаст эту вещицу по назначению. Но, знаешь, не очень-то благородно вмешивать в опасное дело женщину, поэтому я рад, что появилась возможность снять с ее плеч этот груз. Ты согласен?

— Гарик, зачем повторяться? Я дал слово и сдержу его.

— Береги ее как зеницу ока, Димка. Кто знает, может быть, теперь от тебя зависит будущее нашего отечества, — проговорил он с некоторой напыщенностью. — А я свою миссию исполнил. Единственное, что мне остается, это заручиться поддержкой семьи. Но это уже мои проблемы. Держи! — И он вложил коробочку в мою правую ладонь.

Итак, кассета у меня. Задание КЭПа в основном выполнено.

Но вот какая странность…

В последние часы меня начало одолевать навязчивое предчувствие, что пленка так и не попадет по назначению. То ли Гарик все-таки заподозрит меня, то ли произойдет одна из тех нелепых случайностей, которыми так богата жизнь…

Тем не менее кассета здесь, на моей ладони, а теперь и в кармане. Я ощущаю ее мышцами бедра, всей нервной системой, каждой клеточкой… Конечно же, я буду хранить ее как зеницу ока. Даже во время сна буду держать под мышкой…

Но откуда эта неотвязная мысль о роковой неудаче? Никогда такого со мной не было…

— Зинаида Германовна тоже посвящена? — спросил я, пытаясь сладить с наваждением.

— Нет, — покачал он головой. — Только Нина Степановна.

— А от нее информация не могла утечь?

— Что ты! — Гарик даже рассмеялся. — Это же не человек. Кремень! Партизанка! Из нее клещами не вытянешь. Нет, Степановне я верю больше, чем себе.

— Тогда вини во всем свою порядочность. Если бы ты не позвонил Прошеву, никто бы сейчас за тобой не охотился. То есть за кассетой.

— Но я же не мог! — Он в отчаянии сцепил пальцы. — Я был обязан дать ему шанс… — Он хотел добавить еще что-то, но вдруг осекся и умолк. — Погоди-ка, Дима… Есть еще один человек… Ну да, Пименов. Однажды мы крепко поддавали, и я разоткровенничался. А через пару дней он вдруг начал спрашивать о пленке. — Лицо Касаева исказилось болезненной гримасой. — Димка, неужели это возможно? Ведь мы дружим столько лет, он бывает в нашем доме… Нет, не могу поверить!

— Позволь тебе сказать, Гарик, что ты слишком хорошо думаешь о людях.

— А как же иначе, Димка? Если в каждом видеть подлеца или предателя, то разве это жизнь?

В нагрудном кармане моей рубашки лежал сложенный вчетверо листок, который нынешней ночью я экспроприировал из комнатенки Пименова, после того как он окончательно вырубился. Ну да, один из тех листков, что он прятал в «фотолаборатории». Именно тот, где Пименов шпарит, как его друга тормознули на станции метро, и вообще, какая это порочная личность.

Меня так и подмывало сунуть эту цидулку Касаеву в нос и заорать: «Да как же иначе!» Надеюсь, почерк он узнал бы сразу же. Но я удержался от ненужного порыва.

— Гарик, зачем громкие слова. Ты взрослый человек. Смотри фактам в лицо. Пименов мог вывести на Нину Степановну?

Он поежился, будто внезапно попал на сильный мороз.

— В принципе, конечно… Никола бывал здесь и знает, как я уважаю… — Тут же на его лице появилась улыбка — грустная, смущенная и радостная: — А какое это теперь имеет значение? Пленка-то у тебя!

— Узнав, что я был здесь, он может известить тех самых охотничков, если и вправду связан с ними. А они ребята решительные, ты сам убедился.

— Димка, ты меня убиваешь! Что же делать?!

— Ничего, Гарик. Просто будь с ним менее откровенен. Хотя бы до моего отъезда. А уж я не выпущу эту пленку из рук, пока не передам, кому следует.

Странные намеки со стороны доверенного агента КЭПа, не правда ли? Но я не мог уехать из Питера, не сделав хоть что-то для Гарика. Он был единственный из моих объектов, кто не вызывал брезгливости. К сожалению, я могу немногое, Гарик, но, по крайней мере, выведи на чистую воду этого пройдоху, заложившего тебя со всеми потрохами.

— Кстати, копии ты спрятал так же надежно?

— Нет никаких копий, Димка, — простодушно ответил он.

— Как — нет?! — искренне изумился я.

— Понимаешь, с этим диктофоном у меня какие-то напряженные отношения. Я просто боялся, что при дублировании нечаянно сотру запись. Такое со мной уже случалось. Ну а просить кого-нибудь другого не рискнул.

— Значит, эта пленка — единственное, чем ты располагаешь?

— Практически да. Правда, я отстучал эту историю на машинке. Она у меня дома, в ящике стола. Но без пленки, как сам понимаешь, все это бездоказательно.