Пьетро. Сделано; Сальвиати мертв.
Пьетро. Мы подстерегли его на углу улицы Стрелков; Франческо остановил его лошадь; Томазо ранил его в ногу, а я…
Луиза. Молчи, молчи! Я содрогаюсь от твоих слов; твои глаза выступают из орбит, твои руки ужасны; ты весь дрожишь и бледен, как смерть.
Лоренцо
Пьетро. Кто это говорит? Ты здесь, Лоренцаччо!
Филиппо. Довольно, все это я знаю. Если Лоренцо здесь, значит, у меня есть причины принимать его. Мы поговорим об этом в свое время.
Пьетро
Филиппо. Довольно! Молчи! Ты так горяч! Дай бог, чтобы твой поступок не имел дурных последствий для нас. Прежде всего ты должен спрятаться.
Пьетро. Спрятаться! Но, ради всех святых, зачем мне прятаться?
Лоренцо
Пьетро. Нет, отец мой, я не стану прятаться. Оскорбление было всенародно, он нанес его нам среди площади. А я убил его на улице и завтра утром расскажу об этом всему городу. С каких пор принято прятаться после того, как отомстишь за свою честь? Я был бы рад ходить всюду с обнаженной шпагой, не стирая с нее ни капли крови.
Филиппо. Иди за мной, мне надо с тобой поговорить. Ты ранен, дитя мое? С тобой ничего не случилось? (
Сцена 6
Джомо
Герцог. Я же помню, мне надо было о чем-то спросить тебя. Скажи-ка, Венгерец, что тебе сделал тот мальчик? Я видел, как весело ты его колотил.
Джомо. Право, не мог бы вам сказать, да и он не может.
Герцог. Почему? Разве он умер?
Джомо. Это мальчишка из соседнего дома; когда я сейчас проходил там, его как будто хоронили.
Герцог. Уж если бьет мой Джомо, так бьет по-настоящему.
Джомо. Это вы только так говорите; я сам не раз видел, как вы одним ударом убивали человека.
Герцог. Да? Значит, я был пьян. Когда я навеселе, самый слабый мой удар — смертелен. Что с тобой, малыш? У тебя рука дрожит? Ты страшно скосил глаза.
Тебальдео. Ничего, сударь, простите, ваша светлость?
Лоренцо. Подвигается дело? Довольны вы моим живописцем?
Герцог. Право же, если б в ней было неудобно, я бы не носил ее. Но она из стальной проволоки, самое острое лезвие не разрубит ни единого колечка, а в то же время она легка, как шелк. Пожалуй, во всей Европе нет другой такой кольчуги; зато я и расстаюсь с ней очень редко, вернее, никогда не расстаюсь.
Лоренцо. Она очень легкая, но очень крепкая. Вы думаете, что кинжал не пробьет ее?
Герцог. Конечно, нет.
Лоренцо. Да, да, припоминаю теперь; вы всегда ее носите под колетом. Недавно на охоте я сидел позади вас на лошади и держал вас за талию — я прекрасно чувствовал ее. Это привычка благоразумная.
Герцог. Не то чтобы я остерегался кого-нибудь; это, как ты говоришь, привычка, всего лишь привычка воина.
Лоренцо. Ваше платье великолепно. Что за аромат от этих перчаток! Почему вы позируете полураздетым? Эта кольчуга очень шла бы к вашему портрету; напрасно вы не надели ее.
Герцог. Так захотел художник; впрочем, всегда лучше позировать с открытой шеей — посмотри на мастеров древности.
Лоренцо. Где, черт возьми, моя гитара? Надо бы мне подыграть Джомо.
Тебальдео. Ваша светлость, на сегодня я кончаю.
Джомо