Лорд Тедрик

— Твои увёртки слишком прозрачны, мой лорд,— Роанна не то насмехалась над замешательством мужчин, не то была в дурном настроении.— Почему бы просто не сказать правду? Не можешь побить меня, не побив Трон? Но разве любого оружейника, который не сумеет выиграть у нас обоих с такого расстояния, не следует с позором лишить его звания?

Тедрик заглотнул приманку.

— Можно, сир? — повернулся он к королю, лицо которого налилось кровью.

— Стреляй! — взревел Фагон.— Во имя моей головы, во имя Трона, во имя Ллосира, его мозга, сердца, печени и всех кишок — СТРЕЛЯЙ! Любой, кроме тебя, потерял бы голову, нанеся мне такое оскорбление! Стреляй, сир, и стреляй как можно лучше! — король сунул Тедрику свой собственный лук и колчан со стрелами.

— Один пробный выстрел, сир? — спросил кузнец, натягивая тяжёлый лук. Никакие силы не заставили бы его положить стрелу ближе к центру, чем самая дальняя королевская. Чтобы выполнить это и в то же время не промахнуться по мишени, требовалось великое мастерство, так как одно золотистое древко торчало в трёх дюймах от края.

Его первая стрела царапнула ободок мишени, следующая воткнулась точно между самой дальней стрелой короля и ободком. Затем он стремительно выпустил две стрелы подряд, расщепив древко первой наконечником второй. Ещё несколько выстрелов и он опустил лук: весь участок, в который попали его стрелы, мог быть закрыт одной ладонью Роанны.

— Я проиграл, сир,— сказал Тедрик, возвращая лук и пустой колчан. У меня нулевой счёт.

Хотя Фагон сознавал, что был не прав, он не мог заставить себя принести извинения. Вместо этого он сделал лучший, по его мнению, комплимент искусству оружейника:

— Когда-то я стрелял не хуже. Почему я потерял своё мастерство, Тедрик? Не из-за возраста, верно?

— Не мне судить об этом, сир. И я вышибу зубы любому, кто осмелится толковать о подобных вещах, оскорбляя Трон.

— Что! — взревел монарх.— О моём возрасте…

— Остановись, отец! — твёрдо сказала Роанна.— Ты — король, будь же королём!

Их гневные взгляды скрестились. Ни король, кипящий яростью, ни раздражённая принцесса не собирались уступать. Наконец, Роанна прервала напряжённое молчание.

— Противно говорить, Тедрик, но он готов сварить в кипящем масле или закопать живьём любого, кто скажет ему неприятное, но правдивое слово. Но меня, отец, ты не сваришь, не закопаешь, и не посмеешь наказать — не то я расколю это королевство, как дыню. Время — да, много времени! — прошло с тех пор, как тебе в последний раз говорили неприкрашенную правду. Послушай её снова, мой любимый старый негодяй. Слишком долго ты валяешься по утрам в мягкой кровати, слишком много опустошаешь бутылок и пивных кружек, слишком много девок лезет в твою постель. Стрельба, фехтование и охота принесли бы тебе гораздо больше пользы.

Потрясённый король попытался дать какой-то ответ на эту уничтожительную отповедь, но ничего не сумел придумать. Тогда он апеллировал к Тедрику:

— Ты… ты мог бы сказать такое? Уверен, нет!

— Конечно, нет, сир! — заверил его Тедрик совершенно искренне.— И даже если всё сказанное — правда, это можно исправить. Прежде чем мы достигнем Марки, твоя рука снова будет твёрдой, а глаз острым.

— Возможно,— заявила девушка с ноткой сомнения в голосе.— Если он последует твоему примеру, Тедрик, в делах с вином и девицами, то да. Иначе — нет. Скажи мне, сколько кружек ты выпиваешь за день?

— Обычно одну, за ужином.

— А в походе? Подумай как следует, мой друг.

— О, я имел в виду в городе. В поле, конечно, больше.

— Вот видишь, отец?

— Что должен я видеть, лиса? Ты прижала меня к стенке. С этой минуты и до возвращения из похода я клянусь во всем следовать примеру твоего добродетельного приятеля: он — кружку и я — кружку, он — девицу и я — девицу! Такое обещание ты хотела выжать из меня?

— О да, мой отец и король! Я знаю, ты сделаешь так, как сказал.— Она так пылко обняла его, что почти оторвала от земли, чмокнула два раза и оттолкнула.

— Я хотел бы поговорить с тобой кое о чём, сир,— торопливо сказал Тедрик, прежде чем мысли короля переключились на иные предметы.— О вооружении. У меня хватит божественного металла, чтобы изготовить оружие и панцири для трёх человек. Для тебя, сир, для меня и для капитана Скайра из твоей гвардии. Прошу, сир, откажись от старых обычаев и надень стальной панцирь вместо золотого: золото не годится для битвы.

— Боюсь, ты прав, но это невозможно. Король Ломарры носит только золото. Он сражается в золоте и, если надо, умрёт в золоте.

Тедрик знал, что так оно и случится. Это противоречило здравому смыслу, это было глупостью, но это являлось чистой правдой. Ни один ломарианский монарх не нарушал древней традиции. Это стало частью королевских обязанностей дерзко красоваться в блестящем золотом панцире в море серых доспехов из железа. Тот факт, что отец Фагона и его дед, и ещё шесть поколений предков погибли в своём сверкающем, но бесполезном вооружении, ничего не значил для короля, как, впрочем, и для Тедрика, окажись он в сходном положении. Однако теперь можно было кое-что придумать.