Лорд и леди Шервуда. Том 3

– Ночью был еще жив, – сказал Робин, поднимаясь с постели, и, заметив в глазах Марианны прежнее непонимание, пояснил: – К огромному сожалению, стрела Статли ранила его, а не убила, как мы надеялись. Но рана должна была быть очень тяжелой, таковой она и оказалась. Да еще воспалилась. Поэтому Гай, заглянув смерти в глаза, пожелал причаститься и исповедоваться.

– А вы откуда узнали, что ему нужен священник?

– От его слуг, – ответил ей Вилл. – Они, когда попадают к нам в руки, становятся разговорчивыми. Вот и поведали нам о приказе их господина, а мы поспешили исполнить желание умирающего сэра Гая и привезли к нему священника. Чересчур добросовестного священника, на мой взгляд!

Робин достал два кубка, налил в них вино и протянул один Виллу. Тот залпом осушил кубок и глухо сказал:

– Пойду, сброшу с себя одежды с этим гербом, отмоюсь от них, а после побеседую с отцом Туком!

По его губам скользнула непонятная для Марианны и весьма свирепая улыбка, и Вилл ушел. Марианна, почувствовав слабость, прислонилась плечом к стене и посмотрела на Робина. Он, не присаживаясь за стол, неспешно пил вино, глядя в окно отрешенным взглядом.

– Ничего не понимаю! – сказала она. – Зачем вам понадобилось снова рисковать и пробираться в замок Гая, если вы уехали, оставив его в живых? Только не уверяй меня, что тебя действительно заботила его душа.

Робин перевел взгляд на Марианну и усмехнулся:

– Душа Гая меня уже давно не заботит. Она для меня ясна, как линии на моей ладони, – ответил он, поставив на стол опустевший кубок. – Священник был только предлогом, чтобы проникнуть в замок, куда я, кстати, сам не входил, не будучи уверенным в том, что молочный брат Гая и командир его ратников вновь окажется таким же снисходительным, каким он показал себя в Ноттингеме. Нам был нужен Хьюберт, который безвылазно сидел в замке, едва туда перевезли Гая.

При имени Хьюберта Марианна замерла.

– И что? – настороженно спросила она, не сводя глаз с Робина.

– И вот Хьюберт снова в Шервуде, стрелкам объявлен сбор, и сегодня мы наконец покончим с этой всем изрядно надоевшей историей, – бесстрастно ответил Робин и, оглядев себя, брезгливо поморщился. – Пожалуй, я последую примеру Вилла и схожу в купальню. Меня тоже воротит от герба Гая!

Когда он вернулся, Марианна все так же сидела на постели, привалившись плечом к стене, и о чем-то думала. Робин молча переоделся в чистую одежду.

– О чем ты хочешь говорить с Хьюбертом? – тихо спросила Марианна.

Руки Робина, расправлявшие ворот рубашки, замерли. Он обернулся к Марианне, и по его губам пробежала невеселая улыбка.

– О чем мне с ним говорить? – он холодно пожал плечами. – О том, что его толкнуло на предательство? Меня это не интересует. Пусть посмотрит в глаза тем, кто считал его своим другом и кого он предавал при первой возможности.

– А потом? – помедлив, спросила Марианна.

Его глаза сузились в неумолимом прищуре, и Робин глухо ответил:

– Никакого «потом» для него не будет.

Встретившись с ней взглядом, Робин улыбнулся и, присев на кровать возле Марианны, осторожно провел ладонью по ее щеке.

– Я ненадолго, милая, – сказал он так, словно собирался в обычное патрулирование по Шервуду.

Марианна поймала его руку, удержав Робина, когда он хотел встать, и негромко, но твердо сказала:

– Я хочу поехать с вами.

Он не удивился ее словам, лишь внимательно посмотрел на Марианну.

Прошла неделя с той ночи, когда он привез ее из Ноттингема. Эллен с помощью сонных зелий продержала Марианну во сне больше суток, и, когда она очнулась от забытья, Робин, как и обещал ей, был рядом. Призвав на помощь всю выдержку, он наблюдал, как проясняются ее глаза, как она вспоминает о том, что произошло. И вот по изменившемуся выражению ее лица он понял, что она вспомнила все – от начала и до конца. Ее ресницы едва заметно дрогнули. Выпростав руку из-под покрывала, она провела ладонью по опавшему животу и прикусила губу. Он перехватил ее руку и прижал к своей щеке. Он заранее приготовил себя к ее отчаянию, ожидал поток слез, но не случилось ни первого, ни второго. Марианна лишь посмотрела на него из-под ресниц и, улыбнувшись тенью былой улыбки, еле слышно сказала:

– Не беспокойся обо мне. Со мной все в порядке.

Эллен, которая была в тот момент рядом, от досады даже прищелкнула пальцами. Робин понимал и разделял ее досаду: он тоже боялся каменного спокойствия Марианны, как уже было в конце апреля. Но его опасения были напрасными – слезы пришли к ней. Той же ночью, устроившись спать на медвежьей шкуре у камина, он был разбужен тихими всхлипываниями. Очнувшись в один миг, он оказался возле Марианны и, встав на колени рядом с кроватью, увидел, что она плачет. Слезы струились и струились из ее широко раскрытых глаз.

– Я не мог его спасти, – тихо сказал он, взяв ее руку в свои ладони. – Тебя – да, но не вас обоих.

Она скосила на него полные слез глаза и слабо улыбнулась мокрыми распухшими губами.

– Я знаю, – услышал Робин. – Он умер еще в Ноттингеме. Я боялась дыбы, а он был настолько мал и слаб, что не смог перенести плетей. Мой бедный маленький мальчик!