– Дочь моя! – сказал он, взяв руки Марианны в свои, и когда она заглянула ему в глаза, вложил весь жар убеждения в свой голос: – Ведь я люблю тебя, как если бы ты и впрямь была моей дочерью! Послушайся меня, послушайся разума. Я знаю, он никуда не ушел, он ждет тебя. Пойми, вы обязаны отказаться друг от друга! Не позволяй ему ни одного слова, когда выйдешь отсюда, лишь свяжи клятвой, что он не станет впредь искать встреч с тобой. Отошли его! И возвращайся сама во Фледстан с миром, никогда больше не думая о нем!
Марианна молча выслушала горячую речь отца Тука, спокойно и грустно улыбнулась и высвободила руки из его ладоней.
– Мне пора, святой отец, – сказала она и поднялась со скамьи.
Отец Тук, у которого иссяк запас и физических, и душевных сил, лишь молча смотрел ей вслед так, словно она умерла, и он сейчас видел, как ее тело, обернутое саваном, запирают в склепе. У него мелькнула мысль о том, что надо сейчас же, немедленно отправиться во Фледстан, известить обо всем Гилберта Невилла, и пусть отец позаботится о дочери, даже посадит ее под замок. Но нет… Даже если он ради этого преступит церковные законы, нарушит тайну исповеди, все окажется бесполезным. Никто уже не сумеет предотвратить то, что неминуемо должно произойти. Все равно что встать на пути бури, которая сметет все и не заметит того, кто пытался ее остановить.
Марианна приоткрыла дверь и обернулась к священнику – вся в ореоле яркого солнечного света, хлынувшего в полумрак церкви. Отец Тук с трудом ответил благословляющим жестом на прощальный взмах ее руки.
Марианна издали увидела Робина – он стоял возле коновязи и кормил с ладони сухарями Тумана и Воина, которого до этого оставил в лесу за церковью. Она подошла к нему, и они молча посмотрели друг на друга – без улыбки, так, словно каждый из них испытывал другого одинаково внимательным и долгим взглядом.
– Ты позволишь мне проводить тебя? – спросил Робин.
– Да, – ответила Марианна.
Он помог ей сесть в седло, сам вскочил на вороного и, удерживая его, подождал, пока Марианна разберет поводья.
– Хочешь сразу вернуться во Фледстан или сначала немного погулять по лесу?
– Хочу в лес. День такой чудесный! Поедем к реке, – сказала она, и Робин, согласно склонив голову, направил Воина по тропинке, уводящей в глубь лесной чащи.
Серый Туман старался не отставать от легконогого Воина, который скользил впереди черной тенью. Лошади рысили по узким лесным тропам то бок о бок, то след в след, по солнечным лужайкам и вновь ныряя под сень могучих деревьев, пока не вынесли всадников на широкий луг, который серебряной лентой рассекала река. Робин спрыгнул с коня и подал руку Марианне. На мгновение она оказалась в его объятиях, и он, помедлив, осторожно отпустил ее. Это нечаянное промедление заставило Марианну опустить глаза.
Ладони Робина обхватили ее лицо и подняли его. Марианна увидела его глаза, приблизившиеся к ее глазам, и ощутила его дыхание на своих губах. Обняв Марианну, Робин привлек ее к себе и целовал все, что попадалось под его сухие горячие губы, – ее глаза, виски, капризный локон, свернувшийся кольцом за маленьким ухом, алевшие румянцем скулы, уголки нежных губ, целовал, произнося одним только вздохом ее имя. Марианна замерла в объятиях, тесно прильнув к его груди, и, вскинув тонкие руки, сомкнула их на шее Робина. Губы Робина и Марианны встретились, и они забыли обо всем, растворившись в долгом поцелуе, в задыхающемся биении сердец, в сплетенных в объятиях руках.
Когда поцелуй наконец оборвался, Марианна спрятала пылающее лицо на груди Робина и закрыла глаза.
– Как ты мог?! – воскликнула она шепотом и с возмущением ударила ладонями по его груди. – Как ты мог написать мне такое письмо?!
– Я пытался взывать к здравому смыслу, боялся увлечь тебя, Мэриан, увлечь и тем самым погубить, – тихо ответил Робин, невольно прижимая ее к себе так, словно она могла выскользнуть из его объятий. – Но благоразумие мне оказалось не по силам. Если бы я не встретил тебя сегодня у отца Тука, то прямо от него поехал бы к Фледстану и нашел бы способ проникнуть в замок, чтобы увидеть тебя.
– Я бы прогнала тебя, – улыбнулась Марианна, ласкаясь щекой о его плечо. – Это было бы только справедливо после того, как ты разбил мне сердце своим жестоким письмом!
– Не только тебе, но и себе, как оказалось, – улыбнулся Робин, дотрагиваясь губами до ее лба, и, когда она подняла на него ласковые сияющие глаза, сказал: – Мэриан, я люблю тебя. Люблю безумно, страстно!
Марианна почувствовала такое всепоглощающее счастье, что не нашла слов для ответа. Но Робин с нежной силой стиснул ладонями ее скулы, неотрывно глядя ей в глаза, и она поняла: он ждет ответного признания. Губы Марианны задрожали в нежной улыбке. Разве он только что не целовал ее, не держал в объятиях? Разве забыл слова, которые она ему говорила во Фледстане, о том, что не имеет значение, кто они? В отличие от нее у Робина не было оснований сомневаться в ответе Марианны, и все же он хотел услышать ответ.