Она соскользнула с коня, и Робин пришпорил жеребца. Вороной, гулко цокая копытами по деревянному настилу моста, прошел танцующей рысью, а потом стремительным галопом помчался к темнеющей гряде леса. Марианна провожала Робина взглядом, пока конь и всадник не скрылись в ночной темноте, и только потом вернулась во двор замка.
Оказавшись в своих покоях, она не раздеваясь легла на кровать. Не в силах уснуть, да и не пытаясь это сделать, она вновь и вновь перебирала каждый день, каждый час, проведенный лордом Шервуда во Фледстане. Такой быстрый бег времени показался Марианне несправедливым: целые две недели пролетели одним мгновением.
Сколько нежности, сколько тепла оказалось в его суровой душе воина! Никогда прежде ни в ком она не встречала такого магического сочетания несовместимых, казалось бы, свойств. И никому она не позволяла ничего большего, кроме обычного вежливого поцелуя руки. Лишь Гаю Гисборну изредка разрешалось поцеловать ее в лоб дружеским поцелуем. Но Робин!..
Ее постоянно переполняло желание прикоснуться к нему, почувствовать тепло его руки, как тогда, в августе, когда он положил ладонь на ее колено. Его поцелуи опьяняли ее, словно старое вино. До сих пор на губах росной свежестью таял аромат весны, переданный его дыханием. В его объятиях, слыша биение его сердца, она чувствовала себя так, словно наконец-то вернулась в давно ожидавший ее родной дом после долгой и трудной дороги.
До сих пор она старалась думать о том, что он не значит для нее так много, что настанет день, который опять разведет их по жизни. И вот этот день настал, но мысль о том, что у них разные дороги, казалась Марианне невыносимой. Она не была искренней сама с собой: она хотела, чтобы у них с Робином был один путь. И теперь, перестав лукавить, она ясно поняла, что влюблена в него с самой первой встречи, с самого первого взгляда. Если бы он не выпустил ее из объятий, пришпорил бы коня и увез с собой? Она бы уехала с ним! Неизвестное будущее не испугало бы ее, лишь бы только всегда быть с ним рядом. Общее осуждение, потеря привилегий знатного происхождения, роскоши и состояния – ничто из этого уже ничего не значило для нее, только бы он ее любил!
****
Оставив Фледстан за спиной, Робин углубился в лес и ехал неспешной рысью к своему лагерю – в самое сердце Шервуда. Встречая по пути стрелков, которые приветствовали его, от всего сердца радуясь как возвращению своего лорда, так и тому, что возвращался он живой и невредимый, Робин, смеясь, отвечал на их приветствия и шутки. Никто, глядя на его лицо, осветившееся радостной улыбкой, не смог бы даже заподозрить, что все это время он находился в напряженных раздумьях о себе, о Марианне, о них обоих. Думал не вместе с ней, как она предложила, а один – и за себя, и за нее. Впрочем, о себе ему почти не пришлось размышлять: собственное сердце он давно уже понял, осознал то, что обнаружил в нем, и примирился после недолгих яростных, но совершенно безуспешных усилий что-либо изменить. Он лишь упрекал себя в том, что провел во Фледстане лишнюю неделю: ведь он был в силах покинуть его на пятый день, когда встал с постели и понял, что рана не беспокоит его, голова перестала кружиться от слабости, а сам он твердо стоит на ногах. Но нет! Потакая собственной прихоти, он вступил с Марианной в негласный сговор считать рану серьезнее, чем она была на самом деле. Зачем ему понадобилось делать вид, что лечение требует большего времени, он знал. Зачем так же поступила и Марианна, он был почти уверен, что тоже знает. Осталось понять одно: как распорядиться обретенным знанием и как поступить. Сердце настаивало на одном решении, разум убеждал в противоположном. И, пребывая в такой борьбе чувств и рассудка, Робин сам не заметил, как добрался до лагеря.
– Наконец-то! – встретил его возглас Статли, едва он спрыгнул с коня и привязал Воина к коновязи.
Статли крепко обнял лорда Шервуда и не сразу выпустил из объятий.
– Пусти уже, Вилл! – рассмеялся Робин, отбиваясь от друга. – Ты прижал меня к сердцу, как возлюбленную девицу!
– Не угадал! – рассмеялся в ответ Статли. – Сильнее, чем возлюбленную! Ведь я остался жив только потому, что ты поторопился утром прислать через Клэренс весть о том, что ты жив и находишься во Фледстане. Когда я ночью вернулся без тебя, не зная, куда ты подевался, Джон и Вилл мне едва голову не оторвали. Особенно Вилл! Он бранил меня так, что даже Джон примолк, посчитав свои попреки уже излишними. А Кэтрин зажала уши и бросилась опрометью вон из трапезной, лишь бы не слышать всех слов, которыми Вилл счел нужным меня обозвать. Ты почему не вернулся к нам, когда покинул монастырь?
Робин едва заметно пожал плечами.
– Не до того было, Вилли, чтобы разбирать, куда ехать. Да и конем правил не я, а леди Марианна. Я не успел объяснить ей дорогу, и она помчалась наугад, сломя голову, лишь бы оказаться подальше от монастыря, где собиралась погоня за нами.
Глядя в безмятежные глаза лорда Шервуда, Статли покачал головой.