– Ты уверен, что принял такое решение не потому, что соперничаешь с Аристосом Кадму? – Ван не повысил голос, но его слова прозвучали резко.
Странно, что эти трое до сих пор не услышали ее прерывистого дыхания.
– Эвандер, сын Адониса, – прошипел Филипп. – Заговори со мной еще раз в таком тоне, и я не только сорву с тебя эту булавку, но и заберу другую руку.
Пальцы правой руки Вана были чуть длиннее, чем на левой, и как будто закостенели. Он мог ими пошевелить, даже сжать, но движения были замедленными и ограниченными. Такие протезы были у многих охотников, пострадавших в бою.
Как это могло произойти? Неудачный спарринг? Правая рука была у Вана ведущей – так она помнила по тем немногим тренировкам, которые он посещал, пока его родители занимались здесь своими делами.
Некоторые из пострадавших боролись за право возобновить тренировки, осваивать новые стили боя, подходящие для их изувеченных тел, и оставаться охотниками. Однако большинство рано «выходили на пенсию», и архонт назначал их на гражданские должности вроде архивариуса или целителя.
Лору такой порядок вещей приводил в бешенство: если кто-то хочет сражаться, бороться за
– Если бы у нас был пророк, мой господин. – Филипп снова обратился к Кастору. – Тогда мы могли бы предвидеть, что Кадмиды…
– Сколько раз я должен повторять, что никаких пророчеств не будет?! – вспылил Кастор. – Это не в моей власти. Похоже, придется еще раз напомнить тебе, что, хотя у меня есть часть силы Аполлона,
Лора затаила дыхание, когда новый бог сделал несколько шагов в ее сторону, снял золотые перчатки и положил их на столик рядом с ширмой.
Филипп с трудом сдержался, но кивнул.
– Да, мой господин. Конечно, нам всем по-прежнему не терпится услышать историю о том, как невинный двенадцатилетний мальчик победил одного из сильнейших изначальных богов и вознесся. Возможно, ты поговоришь с кем-то из историков нашей родословной…
– Довольно, – отрубил Кастор. Теперь он стоял достаточно близко, чтобы Лора уловила запах ладана, исходивший от его кожи. На мгновение ей показалось, что глаза нового бога встретились с ее глазами, но он повернулся к кровати. – Я хотел бы отдохнуть, прежде чем мы отправимся в путь.
– Кас… мой господин, – начал было Ван. – Возможно, нам следует обсудить…
– Я сказал: довольно. – Кастор так крепко сжал один из столбиков кровати, что он треснул. – Разбуди меня, когда придет время ехать.
Филипп схватил Вана за плечо и подтолкнул к двери.
– Снаружи выставлены охотники. Чем еще я могу быть вам полезен, мой господин?
– Только своим отсутствием, – буркнул Кастор, так и не обернувшись.
– Запри за нами дверь, – напомнил ему Ван.
Кастор кивнул, но не двинулся с места, пока они не вышли из комнаты, да и после этого выждал несколько долгих мгновений. Наконец он повернулся, ударился коленом о сундук в изножье кровати и выругался. Картина того, как могущественный бог подпрыгивает и гримасничает, точно заставила бы ее рассмеяться, если бы его движения не показались Лоре еще более скованными, чем раньше.
Кастор попытался скрестить руки на широкой груди, покрутить шеей. Потом задвинул три засова и нажал кнопку на стене. Лора содрогнулась, когда вниз поползла дополнительная металлическая дверь, наглухо запирая его внутри.
И ее вместе с ним.
Хирон зарычал, когда Кастор приблизился к нему, протягивая руку. Пес злобно оскалился. Кастор не убирал кулак, пока Хирон не сделал выпад, прикусывая его за костяшки пальцев.
– Ты знаешь меня, – прошептал Кастор. – Знаешь.
Лора снова прижала руку ко рту, чтобы не издать ни звука. Хирон его не помнил. Это был не тот мальчик, которого пес обожал и защищал. Это… было нечто
Ей бояться нечего – он сам пришел к ней за помощью. У Кастора-бога не было причин ее убивать, даже если она вторглась в этот дом. Но Лора все равно не могла заставить себя пошевелиться. Она чувствовала себя одной из древних статуй, навсегда застывших в одной позе, с вечно открытыми глазами.
Пес захлопнул пасть и успокоился настолько, что Кастор сделал вторую попытку приблизиться к нему. Но когда его рука опустилась на спину собаки, Хирон поднялся, перебрался на гору подушек и свернулся там калачиком, бросив на нового бога подозрительный взгляд. Кастор тоже уставился на него, и на его лице не осталось и следа тепла или надежды.
Что-то темное, казалось, блуждало внутри него, когда он двинулся по комнате. Его дыхание становилось все более глубоким, затрудненным. Время от времени он останавливался, проводил рукой по выпуклому узору обоев, шелку простыней и занавесок, лепесткам цветов, вырезанных на спинке стула.