– Он положил свои руки на меня… Он прижался своим ртом к моим губам и пригвоздил меня к столу. Он был крупнее. Тяжелее. И я подумала,
Глаза богини загорелись, искры вспыхнули буйными спиралями. Это заставило Лору снова вспомнить огонь в камине кабинета, каким ярким он казался, когда ее охватил ужас.
– У меня не было выбора, – сказала Лора.
По крайней мере, такого, когда она бы знала о последствиях, давая свой ответ.
– Он отобрал у меня последнюю из иллюзий.
У архонта от возбуждения перехватило дыхание, когда он увидел, что она поняла его.
– Боги считались моими врагами. Другие кланы. Но не архонт дома моей матери – тот, кто принял меня. Приютил.
Ручка ящика стола впилась ей в бедро. Ее тело еще металось в попытке защититься, когда разум не мог. Ее пальцы сомкнулись на холодном металле. Она потянула за ручку и просунула руку внутрь. Архонт прижимался к ней, и это не было похоже ни на что из того, чему Лору учили в бою.
– Я нашла нож для вскрытия писем. Порезалась, вытаскивая его из ящика. Архонт схватил меня за подбородок и заставил запрокинуть голову, чтобы я смотрела на него.
Он потянул за воротник ее рубашки, пока та не порвалась. Ткань поддалась легко, но не так легко, как кожа его горла.
– Я поняла, что выбор есть всегда, даже если не сразу его видишь, – говорила Лора. – И я сделала свой выбор. Я решила не принадлежать ему. Решила убить его, чтобы он не смог уничтожить меня.
Воспоминания о том, как полилась его кровь, запачкав его белую кожу и ее платье, как он, содрогаясь, навалился на нее всем своим весом, пытаясь задушить, будучи уже на пороге собственной смерти, дохнули порывом холодного ветра. Она машинально дотронулась до длинного шрама на своем лице – этот последний удар он нанес ей, когда девочке наконец удалось сползти вниз с его стола. Тело Лоры покрылось испариной, и она задрожала.
Но что Лоре больше всего запомнилось из той ночи, так это ярость. Она выжгла в ней страх, потрясение и опустошение, и даже силы выжить.
Лора сделала то, чему ее учили – она наносила удары ножом, пока его тело не замерло, а грудь не перестала вздыматься. Это ярость понесла ее босиком по полям и немощеным дорогам. Ярость поддерживала в ней жизнь и заставляла двигаться. Ярость кормила ее, когда она падала от голода.
А потом Лора сделала именно то, в чем ее обвиняла Афина. Она переборола ярость, задавила и задушила ее, так, чтобы отныне она казалась чем-то неуместным. И такой Лору нашел Гермес, опустошенной.
– Это… – снова заговорила Лора. – Это то, что так… Меня убивает то, что я не разгадала, кто такой Гилберт, ошибалась в нем. Я должна была лучше соображать. Я позволила себе ослабить свою бдительность, даже после того, что сделал архонт. А все потому, что мне казалось, что я наконец-то сама управляю своей жизнью. И что этот человек не причинит мне вреда, и не будет контролировать меня, как мужчины из моего мира.
– Ты сожалеешь о своем поступке той ночью? – спросила Афина.
Лора покачала головой. Она никогда не сожалела, разве только о том, что оставила Иро одну.
– Это потому, что твои действия были оправданными. Ты сделала то, что было необходимо, – веско проговорила Афина. – Так же и мы действуем сейчас, в силу необходимости. Ты боишься осуждения со стороны других за то, что мы преследуем самозванца Ареса, но ты не пожалеешь о своем выборе, когда самозванец умрет – только о возможностях, которые упустишь, если позволишь чужим страхам держать тебя в плену сомнений.
– Это… – Лора закрыла глаза. – Все не так просто. Я не…
«Я не хочу вспоминать, как приятно было иметь цель, – мысленно закончила она. – Я не хочу забывать, почему мне пришлось покинуть Агон, когда все в нем ощущается таким правильным».
Снизу доносились крики детей, гонявших по улице на велосипедах. Их жизнерадостный смех, казалось, искрился в тишине. Лора задумалась, была ли она когда-нибудь такой беззаботной.
– Я дала ей силу ярости, – еле слышно произнесла Афина.
Лора в замешательстве повернулась к ней.
– Я преобразила Медузу, – продолжала Афина, – чтобы у нее была защита от всех тех, кто попытается причинить ей вред.
– Чушь собачья. Ты не оставила ей выбора, не так ли? – резко парировала Лора. – И теперь история помнит ее как злодейку, которая заслуживала смерти.
– Нет. Такой ее изображали мужчины в искусстве, в сказках, – возразила Афина. – Они представляли ее отвратительным чудовищем, потому что боялись встретиться с истинным взглядом женщины, признать, что в ней живут мощные силы, которые ждут своего часа. Это насилие не означало победу. Она не была побеждена, но переродилась в существо, которое могло смотреть на мир без страха. Разве не так веками поступала твоя семья, когда носила свою маску?