Лопухи и лебеда

Она стала протискиваться к забору. Красноармейцы сновали в гуще народа, вылавливая немногочисленных мужиков. Сзади нажали, люди расступились. По проходу вели отца Еремея. Он споткнулся, малый с винтовкой поймал его за локоть, нацепил ему очки. На всю площадь заверещала Клашка, когда схватили Лобана, повисла на конвоирах, укусила одного, бойцы, разъярившись, поволокли ее вместе с мужем.

У забора красноармеец пытался привязать Чубарку, она, не даваясь, упрямо мотала мордой. Варвара заметалась – Лебеды нигде не было видно. Спустив Кузьку, Палашке наказала:

– Мотри, чтоб не убёг! Стойте тута…

И ринулась обратно в толпу.

Лебеда, заросший щетиной, с почерневшими скулами, стоя у стола, выдергивал локоть из руки конвоира:

– Не мацай, я не девка…

– В банде не был, – сообщает осипший Гришка. – Воевать у его некому, на усадьбе одне бабы…

– Его берут не как бандита, а как заложника, – наставительно, с оттенком раздражения заметил человек в толстовке, перебиравший бумаги.

– За што залог-то? Чего я вам должон?

Около чекиста плакала баба, за ней ждали своей очереди старики Лыковы с сыном Евсеем. Слышна была перепалка, потом все покрыл зычный голос бритоголового:

– Товарищи крестьяне, вы не слепые, сами видите – у Красной армии слова с делами не расходятся. Вам дается новый срок – еще полчаса. Если по истечении положенного времени вы не выдадите бандитов и не сдадите оружие, заложники будут расстреляны. Сейчас двенадцать сорок. – Командир показал часы. – Время пошло…

Варвара, поколебавшись, встала за Лычихой к чекисту.

На пятачке у паперти священник снял очки и, подняв к солнцу незрячие глаза, разговаривал с бабами. Прислонясь спиной к решетке, Лебеда неотрывно смотрел куда-то поверх голов. Варвара обернулась – там, куда был устремлен его угрюмый взгляд, Машка уводила кобылу в проулок, жеребенок совался вперед.

Над чекистом, сгорбившись, навис старик Лыков.

– Вот табе ишо один бандит, – тяжко сипит он, хватая воздух ртом. – По своей воле привели, запиши… Старшой на германской сгинул, и могилка незнамо где. Меньшого надысь схоронили. Энтот один покамест живой. Хуч в тюрьму его бери али куды хошь, а только не убивайтя, хуч одного мне оставь… Так и запиши: просю душевно вашу властю корень мой не губить подчистую…

– Или мы звери какие? – с укоризной говорит чекист. – У нас, папаша, по справедливости…

Бабочка порхала над убитыми. У Жунтяя дыра чернела на месте глаза. Матрена лежала, сцепив на животе темные корявые пальцы, из-под задравшейся юбки торчала рубаха.

– Побожися… что не омманешь! – выдавила Варвара.

– Я неверующий. – Чекист, усмехнувшись, поднимает голову от бумаг. – Чего у тебя?

Впереди ехал верховой, он придерживал рыжего мерина, дожидаясь телеги.

Варвара с Кузькой на коленях сидит в боку, свесив ноги. Палашка прижимается к ней. Трое красноармейцев молчат, настороженно вглядываясь в придорожные кусты.

В горнице никого не было, опять овчина валялась на полу.

Красноармейцы нашли винтовку.

– А сам-то? Убёг, что ли?

Малафей лежал, уткнувшись в землю, в конопле на огороде. Она перевернула его на спину:

– Живой, Панкратич?

Глаза на сером истончившемся лице были открыты, но он не узнавал ее.

Бойцы подхватили его за руки и за ноги. Из землянки Варвара притащила шинель, разостлала в телеге. Голова Малафея глухо стукнула о доски.

– Тихо вы! Не дрова, чай…

Чекист-оперативник в очках, сощурясь, рассматривает заложников, сбившихся тесной угрюмой кучкой:

– Который?

От волнения Варвара не может найти Лебеду. На земле бьется, рыдает в голос Клашка.

– Обросши который, лохматый, – шепчет Варвара. – Вон он, на карачках усемшись…

По знаку чекиста охранник подходит, перешагивая через сидящих, и заставляет встать щербатого мужика в распоясанной гимнастерке.

– Да не тот совсем, а вон за им! Сказала ж, обросши который!

Боец вертит головой по сторонам, берет за плечо Лебеду.

– Он, как есть, энтот! Самый он!

Потревоженные криком заложники поднимают головы.

– И вовсе энто не ейный мужик, а Трынкин, – говорит Игнаха в толпе.

Оперативник прислушивается. Увидев Варвару, Лебеда остановился в недоумении.

– Это твой мужик?

Все смотрят на нее, слова застревают у Варвары в глотке.

– Ты не мути, а говори толком! – Охранник плюнул с досады. – Который твой?

– Да нету у ей мужука, сгинул давно… Бобылка она, – утирая слезы, с раздражением вмешивается Клашка Лобаниха.

– Сука бесстыжая, анчутка рогастая! Люди добрые, энто ж мой мужик! – Взъерошенная, с красным потным лицом, Трынка, отшвыривая соседей, рвется к Варваре.

– А ты чего молчишь как пень? – вскинулся боец на Лебеду.

Мгновение они смотрят друг на друга, Лебеда на Варвару, она на него. Он усмехнулся и, отстранив конвоира, побрел обратно к ограде.

У стола перед чекистом мнется приземистый, заросший волосами мужик.

– Чуканов Степан? Тот самый? Из злостных?

– Он и есть, – подтверждает Гришка. – Степан Васильев Чуканов, Ельменев братан…

Оперативник подвел Варвару к столу.

– С этой придется разбираться…

– Омманули! Отпущать сулили! – вскрикивает Варвара.