«Лонгхольмский сиделец» и другие…

Молодая голова с лицом, изуродованным рукой мучительной смерти, откинута назад и свешивается с саней. На лице, на руках и на истерзанном теле появились уже неровные, серо-синие пятна – страшная печать разложения. На руках – ряд глубоких надрезов, причиненных, очевидно, тупым ножом, штыком, или, быть может, зазубренной саблей. Вместо живота – кровавая пропасть с вывалившимся наружу внутренностями. Но и это еще не все… На том месте, где были половые органы несчастного, – глубокая дыра с изъязвленными краями…

По рядам людей, обступивших сани с трупом, пролетел глухой ропот возмущения:

– Душегубы… Убивцы… Мучители…

– Не пройдет вам это даром…

– Грех-то какой, прости, Господи… Подумать только… Человек человеку… и вдруг «такое» сделал…

Я тотчас ушел… Ведь и мгновения достаточно для того, чтоб оно запечатлелось в душе неизгладимыми знаками, которые всю жизнь будут звучать призывом к расплате…

Все эти мысли и воспоминания спешно пронеслись в мозгу Баташова, выдав единственно верное в этой ситуации решение.

– Хорошо! Я лично возглавлю «австрийский патруль», – решительно заявил Аристарх, – так что дело за вашими «интендантами».

2

В ожидании выехавших на «большую дорогу» дагестанцев, которым Муса приказал любыми средствами достать хотя бы одну офицерскую форму и три мундира нижних чинов, Аристарх снова поднялся на самую высокую башню Хотинской крепости, чтобы продолжить наблюдение за левым берегом Днестра и окрестностями. Вслед за ним последовал и прапорщик. Обстановка вокруг полуразрушенной крепости не вызывала тревоги, и офицеры, периодически осматривая местность, разговорились.

– Вы говорили, что у вас было какое-то совместное дело с казаками, – заинтересованно промолвил Муса, – так что с казацкой вольницей знакомы…

– Да-а! Было дело, – усмехнулся Аристарх. – Станичники живут по принципу черепахи: все свое – ношу с собой! Но это, по-моему, единственная, отрицательная их черта. В остальном это бесстрашные и лихие рубаки. А что, кавказцы не такие?

– Такие и все-таки не такие, – уклончиво ответил Муса. – Мы, мусульмане, а вы – христиане. У нас разные адаты…

– Это верно. Но у нас одно Отечество! – воскликнул Аристарх. – Значит, и закон один – бить врага до победного конца. А кроме того, я слышал, что кавказцы больше всего дорожат наградами, на которых изображен Святой Георгий Победоносец, а не теми, которые установлены для нехристиан с изображением царских орлов.

– Вы правы! Кавказец, как горный орел, любит все, что блестит, будь то медали или погоны, но выше всего для него честь горца, а высшая оценка его боевого труда – слова односельчан и старейшин. Поэтому, чем больше у него будет на груди серебра, тем больше будет почета в аиле. Скажу откровенно, у меня в подчинении самые отчаянные джигиты. Они сделают все, чтобы добыть в бою еще больше наград. Таковы горцы.

– Казаки в отличие от вас более меркантильны. Для них главное выполнить приказ, а затем чем-нибудь поживиться на поле боя. Поэтому их сотни больше напоминают цыганские таборы. Но, если требуется, то бросают все и рубятся не за страх, а за совесть, – подвел итог Аристарх.

– Вам, наверное, часто приходилось воевать бок о бок с ними? – спросил Муса.

– Нечасто, но в Карпатах осенью прошлого года пластуны мне очень помогли. Генерал Каледин поручил нам тогда провести разведывательный рейд от Крапивников до Исаи, а на деле моим охотниками пришлось держать переправу у Исаи против целого австрийского пехотного батальона.

– Слава Аллаху! – неожиданно воскликнул Муса. – А я с первой минуты нашего знакомства силился вспомнить, где слышал вашу фамилию, и только сейчас до меня дошло, что вы и есть тот самый корнет Баташов, отряд которого до последнего человека оборонял мост и тем самым обеспечил выход в долину всего кавалерийского корпуса. Приказ командующего о подвиге гусар зачитывали во всех полках 8-й армии. Но там говорилось, что командир заслона погиб в бою…

– Бог милостив. Получив контузию от разорвавшегося рядом снаряда, я попал к австрийцам в плен, – смущенно продолжал Аристарх, – но это уже другая история.

– Уважаемый штаб-ротмистр, – не по-военному, а чувствовалось, что от всей души, обратился Муса к Аристарху, – расскажите о вашем героическом рейде, а то земляки не поверят мне, что я знаком с таким известным в армии человеком, как вы.

– После того как мы наделали шуму в Крапивниках, – начал свой рассказ Аристарх, – полковой командир приказал мне совершить ночной рейд в обход хутора Ясеница, с тем чтобы разведать обстановку в районе населенного пункта Исае…

Не буду рассказывать вам о том, как нелегко нам пришлось ночью в незнакомых горах, вам это хорошо известно. Подойдя после полуночи к горе, господствующей над населенным пунктом, я отправил часть охотников под командой вахмистра Загородина к большаку, а сам с остальными людьми расположился на вершине, откуда прекрасно просматривалось все село. В свете полной луны оно лежало передо мной словно на ладони.