Итак, суд на Кэри-стрит раскрывает финансовые тайны людей, тогда как суд по бракоразводным делам выставляет напоказ крах семейной жизни. К храбрым и честолюбивым людям, поднимающимся на свидетельскую трибуну и объясняющим, что они выбрали неверный путь, нельзя не испытывать сочувствия. Алчность, расточительность, глупость, экстравагантность и упрямство вызывают печальную улыбку; поневоле задумываешься, а сумел бы сам повести себя иначе. И вот вы снова выходите на улицы Лондона, где люди больше не делятся исключительно на должников и кредиторов, — впрочем, кто знает? Вы всматриваетесь в лица, пытаясь угадать, кто изо всех сил пытается избежать банкротства и постоянно помнит о жуткой двери, за которой ожидают всех, не способных платить по счетам.
Пройдя через ворота Внутреннего Темпла и спустившись с небольшого холма за церковью Темпл-черч, я оказался в квартале, который, возможно, представляет собой сегодня самое печальное зрелище во всем Лондоне.
Темпл был любимым местом прогулок для многих поколений лондонцев и для гостей города, приезжавших со всего света, поскольку этот кусочек старинного университетского городка, расположенный в самом центре мегаполиса, хранил дух минувших эпох. Это квартал зеленых лужаек, домов, построенных во времена королевы Анны, и георгианских зданий, мощеных дворов и крохотных архитектурных шедевров: один дворик переходил в другой, со стенами оттенка тутовой ягоды, там колоннада, тут фонтан или солнечные часы. Все это вместе создавало единый ансамбль, в котором не было ничего лишнего, ничего вульгарного. Воздушные налеты не пощадили Темпл, нарушили его единство; наверняка пройдут годы (не берусь сказать, сколько именно), прежде чем Темпл сумеет восстановить привычную для него ауру величественного спокойствия[16].
На протяжении многих столетий лондонцы скрывались в Темпле от суеты Сити, несли с собой в это старинное убежище все свои горести и заботы. Формально Темпл принадлежит правосудию, чьих слуги снуют по кварталу с кипами перевязанных красной тесьмой документов под мышкой, но при этом он в равной степени принадлежит всем мужчинам и женщинам, которые доверяют ему свои тревоги. Я имею в виду вовсе не те проблемы, которые ложатся на письменный стол «моего ученого друга», нет, я говорю о тех заботах, которые одолевают людей, ищущих уединения Темпла в минуты, выкроенные из обеденного перерыва, приходящих сюда, чтобы предаться размышлениям под воробьиный щебет и под шорох ног по вытертым булыжникам мостовых. Мы, живущие в древней стране, освященной многовековой историей, редко обращаем внимание на тот эффект, который оказывает на нас этот исторический фон. Лишь попадая в другую страну, где отцы ныне живущего поколения были первопроходцами, мы начинаем ощущать духовный вакуум и тосковать по старинному духу Англии и Лондона — духу, который, осознаем мы это или нет, убеждает нас, что в длинном перечне человеческих невзгод нет ни единой новой горести или заботы. Как и церкви Сити, прихожанами которых являются все, кто «несет бремя тяжкого труда», старинный Темпл дарит нуждающимся стойкость и мужество. Контраст между этим тихим местом и кипящим за его воротами потоком жизни сродни контрасту между церковью и рынком. Никому не дано узнать, сколько людей нашли верный путь и открыли в себе силы действовать, посетив этот квартал темно-красных зданий и зеленых лужаек.
Бомбы падали на Темпл четыре года подряд. Хорошо помню первые налеты, причиненные ими ужасные опустошения, расколотые надвое старинные, всеми обожаемые дома, решетки каминов, торчащие из стен на высоте четвертого этажа, осколки витражей, разбросанные повсюду книги и носившиеся по дворам листы бумаги. На следующее утро после уничтожения Иннер-Темпл-холла и библиотеки я озирал каменный хаос и с тоской размышлял о том, что Темпл обречен на гибель и уже никогда не будет восстановлен.
Но повреждения от бомб часто выглядят более разрушительными, чем на самом деле. В тот день, когда пятьдесят тысяч книг были сброшены со своих полок, а восемь тысяч повреждены, когда бомба угодила прямо в библиотеку Среднего Темпла, едва ли кто-либо верил, что эти книги удастся привести в надлежащий вид — все, кроме одной, которой оказались «Решения суда Южной Родезии»; впоследствии утраченную книгу заменили другим экземпляром, подаренным библиотеке неким судьей из Южной Африки.
По-другому сложилась судьба библиотеки Внутреннего Темпла. Как и Иннер-Темпл-холл, от которого остались только стены и пустые оконные проемы, прилегавшую к нему библиотеку охватил пожар; сгорели сорок тысяч книг по юриспруденции. Полагаю, книги можно заменить, но кто заменит крытые галереи Рена, или южную сторону Памп-корт, или два старых здания Брик-корт, в одном из которых провел последние шесть лет своей жизни Голдсмит? Можно восстановить Краун-Офис-роу, где родился Лэм, и реконструировать дом настоятеля церкви Темпл-черч, от которого практически ничего не осталось, но это будут уже совсем другие здания.