Лондон

Все делалось из лучших побуждений. Она повторяла это себе тысячу раз. Конечно, Бранвен будет принадлежать военачальнику. Формально ее дочь станет рабыней. Он сможет продать ее и сделать с ней вообще что угодно. Но жребий девочки мог оказаться не так уж плох. Она будет при дворе великого Кассивелауна; военачальник может дать ей волю, если пожелает; она даже имеет шанс вступить в удачный брак. Такое случалось. Все лучше, чем прозябать в скучной деревне, – так оправдывалась Картимандуя. Если девочка научится обуздывать дикий нрав, то появятся прекрасные возможности.

А муж, в свою очередь, не станет сражаться с ужасными римлянами и отправится с ней в целости и сохранности.

– Вы все уйдете в верховье, – заявил военачальник без обиняков. – Девочку доставишь мне в конце лета.

До той поры ей только и оставалось скрывать этот уговор от мужа. А после, хотя она и знала, что тот ни за что не согласится, будет слишком поздно, ибо дело уже сделано. В мире кельтов клятва есть клятва.

Поэтому неудивительно, что с того дня, как девочку едва не убил волк, Картимандуя не отпускала ее ни на шаг.

Известий о Юлии Цезаре так и не было.

– Он, может статься, и не придет, – осторожно заметил отец Сеговакса.

Для Сеговакса же летние дни полнились блаженством. Хотя мать по-прежнему находилась в странном, мрачном расположении духа и не спускала глаз с бедняжки Бранвен, отец, похоже, проводил с ним время с превеликим удовольствием. Он обработал для мальчика коготь с лапы убитого волка, и Сеговакс носил его на шее как амулет. Отец же, казалось, что ни день был счастлив научить его чему-то новому, будь то охота, резьба по дереву или предсказание погоды. А в середине лета, к его изумлению и восторгу, объявил:

– Завтра возьму тебя в море.

Селяне пользовались несколькими видами лодок. Обычно отец довольствовался простеньким челном, выдолбленным из дубового ствола, – ставил сети вдоль берега или пересекал реку. Имелись, разумеется, и плоты. Минувшим летом деревенские мальчишки сладили свой, пришвартовали у берега и использовали как платформу, с которой ныряли в искристые воды реки. Еще были маленькие кораклы,[5] а иногда Сеговакс видел торговцев, прибывавших из верховья в длинных лодках с высокими плоскими бортами. В их изготовлении островитяне-кельты тоже славились мастерством. Но для путешествий вроде намеченного деревня располагала более удобным судном. И за ним присматривал отец. Если у мальчика сохранялись сомнения насчет того, что долгожданный поход действительно состоится, они в итоге развеялись отцовскими словами:

– Испробуем на реке, возьмем плетеную лодку.

Плетеная лодка! То была мелкая плоскодонка со шпангоутами из светлой древесины. Но этот тонко сработанный остов – единственная твердая составляющая корпуса. Каркас обтягивало не дерево, а плотно переплетенные ивовые прутья; поверх же них для пущей изоляции была натянута кожа. Заморские торговцы издавна восхищались плетеными изделиями британских кельтов – малой толикой славы островитян.

Лодка, хотя и была всего двадцать футов в длину, имела еще одно достоинство. В центре была установлена короткая мачта, укрепленная опорами и с тонким кожаным парусом. Изготовили ее из обычного древесного ствола – небольшого, свежесрубленного, тщательно отобранного так, чтобы не был слишком тяжелым, с естественной развилкой на верху, служившей основанием для фалов. Существовал еще древний обычай сохранять там пару-другую побегов с листьями, благодаря чему плетеная лодчонка уподоблялась живому дереву или кусту, плывущему по водам.

Конечно, суденышко было простенькое, но и замечательно удобное. Достаточно легкое, чтобы нести; упругое, но прочное; вполне устойчивое, невзирая на малую осадку, чтобы при надобности выйти в море. По реке его гнали весла и течение, но маленький парус мог быть полезным подспорьем: его, с учетом легкости, хватало преодолеть струение вод при каком-никаком попутном ветре. В качестве якоря применялся тяжелый камень, помещенный в деревянную клетку, похожую на корзину для рыбы.

Сеговакс с отцом тщательно проверили маленькое судно, воздвигли и укрепили мачту, после чего на протяжении нескольких часов испытывали лодку на реке. В итоге мужчина улыбнулся:

– Она безупречна.

На следующий день прилив пришел незадолго перед рассветом, и с первым проблеском зари отец и сын столкнули лодку с косы и поймали течение, способное часами нести их вниз по реке. Удачей стал и приятный западный бриз, так что они подняли легкий кожаный парус: можно было сидеть, орудуя широким веслом и созерцая проплывавшие берега.

Уносимый потоком, Сеговакс обернулся взглянуть на мать, стоявшую на оконечности косы и с бледным лицом наблюдавшую за их отбытием. Он помахал, но та не ответила.

За Лондиносом река расширялась не сразу, и прежде, как было известно мальчику, им предстояло миновать один из самых потрясающих отрезков на ее долгом извилистом русле.