— Сарай свой вот его людям отдашь, клоун, — Жуков кивнул в сторону стоящего рядом со столом Кобыланды и кивнул мне на свободный стул. — Продолжайте, комбриг, — это в сторону друга. За столом ещё несколько человек, самые младшие по званию среди которых «наш» полковник и интендант первого ранга Кузьмин. Один я в штатском.
— Формирование бригады практически завершено. Гусеничные транспортёры собраны из всех автобатов, ремонтные работы на них завершаются, обшивка деревом грузовых отсеков идёт полным ходом.
— Стоп, — прервал докладчика Георгий Константинович. — А как же кабина экипажа?
— А это на всех машинах давно практикуется, ещё с первых образцов во время событий в Грузии. Вы могли не заметить, потому, что выкрашено всё в чёрный цвет. Так вот, призванные из запаса и переведённые из других частей ранее служившие в конвойных подразделениях люди почти все прибыли. Командные кадры будут укомплектованы после подписания приказов о повышении в звании… вот эти документы, — Кобыланды положил бумаги на край стола.
— Так, что с топливом, боеприпасами, обмундированием?
— Всё доставляется… решим мы эти вопросы.
Тут я чуть не подскочил, укушенный неожиданным воспоминанием. Видать заметно дёрнулся.
— Чего тебе, клоун?
— Стёганые куртки, ватные штаны, валенки, меховые рукавицы и шапки- ушанки.
— Какие штаны, какие шапки? — вижу, Жуков гневается.
— Меховые, — отвечаю, — шапки. И маскхалаты. Иначе, поморозите бойцов, — я ведь уже сообразил — готовится нападение на Финляндию. А про тяготы этой кампании поминалось даже в учебнике истории — шибко тогда морозы были сильные.
— Ваня не говорит зря, — вдруг, опережая реакцию старшего по званию, встревает Кобыланды.
— Да, мне докладывали, — вдруг соглашается Георгий Константинович. И тут же саркастически добавляет: — Вы не стесняйтесь, поговорите между собой, а я послушаю.
Друг мой замирает в нерешительности, а мне не страшно — я штатский.
— Одень бойцов в ватники и закутай в белое. В полушубках по снегу не много наползаешься, а мои старые кости уже чуют большие холода этой зимой.
Странное дело, как помянул кости — сарказм из глаз Жукова сразу пропал. Видимо, подобная аргументация не выглядит для него полной дичью. И он не против того, чтобы солдаты были хорошо одеты. Мгновенно уловив смену настроения начальства, Кобыланды решается спросить, несмотря на некоторое напряжение:
— Ты сколько таких сараев можешь быстро мне пригнать?
Поворачиваюсь к Кузьмину и смотрю на него — он больше знает о планах и сроках, о состоянии заделов и этапах производства.
— Через пару недель — шесть штук будет.
— Мне нужно с широким люком на крыше и пулемётной башней, — уточняет мой друг. — Хочу стодвадцатимиллиметровые миномёты на них установить.
— Миномёт дашь? — спрашиваю.
— Дам. Вместе с расчётом.
— Тогда три недели, — отвечаю. — Потому как сперва перечерчивать, а потом, может, и переделывать придётся.
— Вы разговаривайте, не стесняйтесь, — опять подначил Жуков. — Всем очень интересно.
— Я от короткоствольных пушек откажусь, — продолжил мой товарищ. — Восьмидесятидвухмиллиметровые миномёты их вполне заменяют, а с ними куда проще, и можно использовать вне машины.
— А шрапнели? — спрашиваю.
— Этот выстрел в самоходках есть, — отвечает. — А на ближних дистанциях мы из гранатомётов можем обработать пехоту.
На этом мы с другом закончили наш междусобойчик. Словом опять завладел старший по званию и повёл разговор в плане кто когда и чего должен сделать. Зачем я тут оказался — ума не приложу. Думаю, за компанию с нашим полковником, на которого навесили кучу задач. Про то, что стёганые штаны и бушлаты, валенки и ушанки толком ещё в армии в это время не использовались, я узнал значительно позднее, когда Кобыланды собирал отовсюду то, что смог отыскать, в том числе и в торговых организациях. Часто вещи были совершенно не военного назначения — неподходящих цветов или… орнаментом, например, украшенные. А ещё он ограбил кавалерийские склады — у конников оказалось как раз то, чего ему было надобно. Даже кубанки прибрал — они всяко теплее суконных будёновок…
Друг мой зевать не привык — сразу воспользовался информацией, полученной вне очереди. Он всегда так поступает. Расторопности ему не занимать. Двадцать пять лет парню, уже два года как комбриг. Причём сам Жуков к нему относится хорошо — это нынче дорогого стоит.
На другой день было собрано маленькое совещание. Чисто военные высоких рангов, из которых я знал только Ворошилова, Жукова и Кобыланды. И, как я понял, конструкторы гусеничной техники. Котин — старый мой знакомый, и ещё мне указали на харьковчанина Морозова. Запоминающаяся личность с налысо обритой головой. Оба, кстати, моих лет — за тридцать. Были ещё люди из Москвы и из Горького, но не стану сыпать именами — признаться, память на них у меня не очень.