Лоханка

Лоханки числом около четырёх десятков спокойно въехали в реку, переплыли её и скрылись на другом берегу. Ночь, тишина, только негромкий гул моторов и тихий лязг неторопливо перематывающихся гусениц. Почему гул негромкий? Так работал я над глушителями. Не идеально получилось, но выхлоп заметно ослабил. Следом подошла колонна грузовиков — на воду сбросили понтоны, соединили их настилом в паром, и началась перевозка машин на тот берег.

Что-то грохотало вдали, Кобыланды нервничал, не снимая с головы наушников, после рассвета вдали за границей пролетело несколько самолётов. Держать меня в курсе происходящего никто не пытался, да и маловато, думаю, поступало новостей — не до докладов сейчас нашим.

* * *

Ждать — тоскливое дело. Невольно в голову начинают лезть дурацкие мысли, появляются сомнения и как-то неуверенно чувствуешь себя, если ничем не занят. Я слонялся по заставе, стараясь не попадаться на глаза командирам — ну кто меня надоумил одеться красноармейцем! Кто угодно может до тебя доковыряться и куда угодно послать. Хотя, тихо тут, благостно, как я люблю. Ровно стучит в сарае движок, крутит генератор. Стоп! Что за ерунда? Зачем генератор, если вот столбы с проводами и лампочка под потолком в комнате горит? Ну-ка, куда ведет кабель от генератора?

Привел он меня туда, где на столе стоит рация. Рядом — боец в наушниках и мой товарищ дремлет. Солдатик занимается зарядкой аккумуляторов — узнаю своё «изобретение» с переключателями и «указометром» — называть эту головку вольтметром у меня язык не поворачивается.

Другой ящик с аккумуляторами подключен к рации — она от него работает, пока заряжается второй комплект. Получается — мотор-генератор сюда привезли вместе с радиостанцией и радистом на время, пока проводится операция на сопредельной территории. Опа! Парень вытащил отвёртку и отвинчивает винты крепления кожуха рации. Не иначе — какая-то неисправность. Надо помочь. Это ведь я когда-то подключал-соединял в первый раз, значит и в этот раз соображу, что к чему.

Зашёл с крыльца, прокрался на цыпочках мимо спящего Кобыланды и присел рядом с бойцом, придерживая переднюю стенку, уже отсоединённую от остального. Какой культур-мультур! Даже и не знал, что на нашем заводе так хорошо делают. Я тогда научил электриков, да и не заглядывал больше сюда. Кузьмин их проверял при приёмке — вроде претензий не было. И немудрено, если тут такая икебана! А это что за незнакомая связь?

Кажется, я спросил вслух.

— Так переключатель средневолнового передатчика, Иван Сергеевич!

— Не понял, — удивился я. — Писано же было в руководстве, что рация коротковолновая.

— Так она и есть коротковолновая, — захлопал глазами радист. — На средние переходят, когда отдают команды бойцам на детекторные приёмники. Короткие-то волны куда сложнее детектировать, — пояснил он таким тоном, словно это всем известно.

Я упёрся взглядом в гнутое из металла шасси, из которого торчали радиолампы, пачки пластин переменных конденсаторов, заглянул сзади, где натянулись между изолирующими колодками резисторы и разной формы незнакомые финтифлюшки. Ох так ничего себе технический прогресс! Вообще непохоже на первый экземпляр, побывавший когда-то у меня руках.

Проснулся Кобыланды. Похоже, моё изумление не было беззвучным, а дремлет он чутко.

— Принимает? — спросил он у радиста.

— Так точно. Клемму переобжал.

— Ступай, Игнат, прогуляйся до ветру. Я послушаю, — мой друг отправил прочь лишние уши. — Что, понравилось? — это уже вопрос ко мне.

— Тут маркировано не по-нашему, — ответил я невпопад.

— У Софико есть родня. Из бывших. Эмигрировали они после революции. Вот один троюродный и делает маленький гешефт. Оттуда готовые блоки, отсюда — чёрная икра. Ну а канал передачи… хм, — Кобыланды помедлил немного. — Да не надо тебе этого знать. Завод покупает сборку у артели «Красная медь», прячет в самодельный кожух — всем хорошо. Не бери в голову и про наш разговор забудь.

* * *

Через три дня с противоположной стороны начали возвращаться грузовики. Некоторые везли раненых. А ещё через пару дней приволокли на тросе несколько повреждённых «бранзулеток» — их переправили на наш берег всё тем же понтонным паромом.