Логово

Регина спросила, может ли она у себя в комнате повесить несколько картин Линдзи, и была при этом совершенно искренней. Вместе они отобрали три картины и повесили их там, где она сама захотела, – рядом с большим, чуть меньше полуметра в длину распятием, которое она привезла с собой из приюта.

Во время работы Линдзи спросила:

– Как насчет обеда в отличной пиццерии, тут неподалеку?

– Я за, – с энтузиазмом воскликнула девочка. – Обожаю пиццу.

– Они делают ее с хрустящей корочкой, и сыра кладут навалом.

– А как насчет пепперони?

– Хоть нарезают тонкими ломтиками, но кладут много.

– А сосиски?

– А как же! Но только не кажется ли тебе, что для вегетарианки такая пицца, прямо скажем, из другой оперы?

Регина густо покраснела.

– А это… Я в тот день слишком много говнилась. Господи, мама родная. Я имею в виду, изгалялась. То есть, я хочу сказать, вела себя, как последний подонок.

– Ладно, проехали, – утешила ее Линдзи. – Все мы иногда ведем себя, как подонки.

– Но только не вы и не мистер Харрисон.

– Хо-хо, еще как!

Встав на стремянку у стены напротив кровати, Линдзи вбила очередной крюк. Регина внизу держала картину. Взяв ее из рук девочки, чтобы повесить, Линдзи спросила:

– Слушай, могу я попросить тебя об одном одолжении сегодня за обедом?

– Одолжении? Меня?

– Знаю, ты еще не совсем освоилась со своим новым положением и не чувствуешь себя здесь как дома и, видимо, еще долго не сможешь привыкнуть…

– Да что вы, наоборот, мне здесь очень хорошо, – возразила девочка.

Линдзи нацепила шнур на крюк и поправила картину, чтобы та висела ровно. Затем села на стремянку, оказавшись лицом на уровне лица девочки. Взяла обе ее ладошки, нормальную и увечную, в свои руки.

– Ты права: здесь очень хорошо. Но обе мы знаем, что не так хорошо, как дома. Я не хочу тебя торопить. Хочу, чтобы у тебя было побольше времени осмотреться и освоиться, но… Даже несмотря на то, что это может показаться тебе слишком преждевременным, не могла бы ты сегодня за обедом перестать называть нас мистером и миссис Харрисонами? Особенно Хатча. Для него это очень важно, особенно сейчас, если ты назовешь его для начала хотя бы просто Хатчем.

Девочка опустила глаза и поглядела на свои руки.

– Да, конечно, я попробую. Обязательно.

– И знаешь, что? Я понимаю, это уж слишком большая просьба, ведь ты его совершенно не знаешь. Но хочешь знать, что было бы для него самым лучшим подарком в мире именно сейчас?

Девочка не отрываясь смотрела на руки.

– Что?

– Если бы ты нашла в своей душе возможность назвать его папой. Не говори сразу нет. Не спеши с ответом, подумай. Но это было бы для него самым чудесным подарком по причинам, о которых сейчас не место и не время говорить. Единственное, что могу тебе сказать, Регина, Хатч очень хороший человек. Он все для тебя сделает, жизнь свою за тебя отдаст, если понадобится, и ничего не попросит взамен. Он очень расстроится, если узнает об этой моей просьбе. Но ведь я только прошу тебя подумать об этом, не более.

После длительного молчания девочка наконец отвела взгляд от рук, посмотрела на Линдзи и согласно кивнула.

– Хорошо. Я подумаю об этом.

– Спасибо, Регина. – Линдзи поднялась со стремянки. – А теперь давай вешать последнюю картину.

Она отмерила нужное расстояние, поставила карандашом точку на стене и вбила в нее крюк. Подавая ей картину, Регина сказала:

– Просто я еще никого в жизни… не называла папой и мамой. К этому трудно сразу привыкнуть.

Линдзи улыбнулась.

– Я понимаю, лапочка. Честное слово. Уверена, Хатч тоже понимает, что для этого обязательно требуется какое-то время.

В полыхающем "Доме привидений" под аккомпанемент криков о помощи и воплей ужаса огонь высветил странный предмет. Розу. Черную розу. Она плыла в пустоте, словно движимая чарами волшебника-невидимки. Вассаго не встречал ничего подобного ни в мире живых, ни в мире мертвых, ни в царстве сновидений. Она мерцала перед его взором, и лепестки ее были такими мягкими и нежными, что казались сотворенными из кусков цельного ночного неба, не проткнутого звездами. Удивительно острыми, словно тончайшие стеклянные иголочки, были ее шипы. Зеленый стебель отливал змеиной чешуей. На одном из лепестков блестела капля крови.

И вот роза уплыла из его сна, но чуть погодя снова вернулась – а вместе с ней женщина по имени Линдзи и каштанововолосая девочка с мягкими серыми глазами.

Вассаго хотелось обладать всеми ими сразу: черной розой, женщиной и девочкой с серыми глазами.