Логика бреда

Говорить правду в условиях согласованного бреда нелепо. Вспомним нелепое поведение Пьера Безухова, не обученного правилам согласованного бреда на вечере Анны Павловны Шерер в первой главе «Войны и мира», когда он на полном серьезе попытался вступить в дискуссию со светским лгунами, и сравним его поведение с поведением князя Василия Курагина, который полностью владел искусством светского вранья:

– Как можно быть здоровой… когда нравственно страдаешь? Разве можно, имея чувство, оставаться спокойною в наше время? – сказала Анна Павловна. – Вы весь вечер у меня, надеюсь?

– А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, – сказал князь. – Дочь заедет за мной и повезет меня.

– Я думала, что нынешний праздник отменен, Je vous avoue que toutes ces fêtes et tous ces feux d’artifice commencent à devenir insipides.

– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.

Можно сказать, что в мире согласованного бреда иллюзия лжи гораздо более фундаментальна, чем иллюзия истины. Но почему?

Потому что нарративная онтология строится по законам художественного дискурса.

Глава седьмая. Психозы, неврозы и согласованный бред

Он [Фрейд] сказал <…> примерно следующее: нечто такое, что было отвергнуто изнутри, появляется вновь, но уже вовне. Но может оказаться так, что нечто первичное в бытии субъекта не проходит символизации и тем самым оказывается не вытеснено, а отвергнуто.

(Жак Лакан. Психозы.)

До сих пор в нашей книге мы рассматривали только психозы и противопоставляли им «норму», слово, которое мы брали в кавычки, поскольку относились к ней с некоторым пренебрежением как к чему-то сомнительному, чего, возможно и не существует вовсе.

На самом деле подлинной нормы и не существует. «Нормальный человек… – это просто благополучный психоз, психоз, хорошо приведенный в гармоническое соответствие с опытом»[47]. Мы обращаемся к неврозам, которые и есть эта «норма». С одной лишь важной оговоркой: есть острые неврозы, а есть «неврозы характера», т. е. хронические неврозы, растянувшиеся на всю жизнь. Они и есть «норма». Диалектику такой нормы мы подробно проанализировали в главе «Нормальная жизнь» нашей книги «Диалог с безумием», к которой мы и отсылаем читателя[48].

Механизм образования острых неврозов и психозов во многом противоположный, что можно видеть из приведенной выше в качестве эпиграфа к этой главе цитаты из Лакана. В обоих случаях имеет место соотношение внутреннего и внешнего. Но при неврозе внешние впечатления переносятся внутрь из реальности (инроецируются), затем они вытесняются в бессознательное и оттуда при помощи механизма «возвращения вытесненного» (важнейший термин Фрейда) отправляются обратно вовне в виде невротического симптома. При психозах происходит обратное: некие внутренние невыносимые психические содержания проецируются вовне в виде бреда и галлюцинаций, «странных объектов» Биона[49]. Чрезвычайно важно, как подчеркивает Лакан, что при психозах психические констелляции не вытесняются, а отвергаются, то есть превращаются в асемиотическое Реальное. Совсем иное происходит при острых неврозах. Невротические симптомы семиотичны. При истерии процесс семиозиса переходит на собственное тело субъекта. У истеричного отнимаются руки и ноги, он не может говорить. У него какие-то парезы, онемения членов или, наоборот, истошный крик и плач. И все это имеет определенное значение: «Обратите на меня внимание», «Помогите мне». Об этом писал Томас Сас[50]. Или при истерической конверсии невралгия лицевого нерва становится индексальным метонимическим знаком ранее полученной пощечины.