Лодка

Носовая каюта отделяется от «штаб-квартиры» обычным люком, не рассчитанным выдерживать давление. Хотя оно смахивает на пещеру, носовая каюта более, нежели любое другое помещение на лодке, достойна называться жилым. Строго говоря, это что-то среднее между складом торпед и боевым постом. Поэтому «торпедное отделение» — самое подходящее название. Здесь живет большинство команды. С каждой стороны по шесть мест, койка над койкой, одна пара напротив другой. В них спят матросы, «хозяева моря», а к ним впридачу торпедисты, радист и мотористы.

Два моториста, чьи вахты длятся по шесть часов, делят одну койку. Для остальных, у кого восьмичасовые вахты, на троих приходится по два места. Личной койки нет ни у кого. Когда матрос встает на вахту, тот, кого он сменяет, ложится на его место, в спертый воздух, который предшественник оставил после себя. Тем не менее, мест не хватает — с потолка свешиваются четыре гамака.

Моряков, свободных от вахты, редко когда оставляют на время отдыха в покое. Всем приходится вставать, когда подают еду. Верхние койки складывают, защелкивая их вплотную к стене, а нижние прибирают, чтобы «хозяева» могли усесться на них. Когда настает время осматривать торпеды в четырех носовых аппаратах, помещение превращается в механическую мастерскую. Тогда все койки сворачиваются, а гамаки снимаются.

Запасные торпеды для носовых аппаратов хранятся под поднятыми пайолами. Пока они не заряжены, будет ощущаться постоянная теснота. Так что для людей в носовом кубрике каждая выпущенная торпеда означает прибавление свободного пространства. Но у их жилища есть неоспоримое преимущество: отсутствие сквозного движения.

Сейчас это помещение похоже на разбомбленный арсенал: повсюду валяются кожаная одежда, спасательное снаряжение, свитера, мешки картошки, чайники, размотанная веревка, батоны хлеба… Невозможно поверить, что все это исчезнет, чтобы дать разместиться двадцати шести матросам и торпедному механику, единственному младшему офицеру, проживающему не в каюте унтер-офицеров.

Складывается впечатление, что сюда свалили все, чему сразу не смогли найти подходящее место. В момент моего появления боцман подгонял двух матросов:

— Живее! Поставьте корзину с салатом между торпедными аппаратами! Салат! Можно подумать, здесь сраная зеленная лавка!

Боцман подчеркивает малые размеры лодки, как особое достоинство. Можно подумать, это он подбросил идею конструкторам.

— Надо подходить с позиции «получи-верни», — философствует он. — Например, гальюны[13]. Их у нас два, но в одном мы пока храним провизию, так что больше места для еды и меньше для дерьма. Постарайтесь понять это!

Вдоль всего отсека под полом проложены толстые скрутки проводов и трубы. Если открыть крышку рундука, их становится видно еще больше, как будто деревянные панели — всего лишь декоративная облицовка, за которой скрывается сложный механизм.

За обедом я сидел в проходе на складном стуле, рядом со вторым вахтенным офицером. Командир и шеф разместились на «кожаном диване» — на койке шефа. Инженер-стажер и первый вахтенный сидят в торцах стола.

Если кому-то надо пройти через кают-компанию, второй вахтенный и я должны либо привстать, либо, согнувшись, вдавиться животами в край стола, чтобы человек мог протиснуться мимо нас. Мы быстро убедились, что лучше вставать.

Командир облачился в не внушающий почтения к его званию свитер неопределенного цвета. Он сменил форменную серо-голубую рубашку на рубашку в красную клетку, воротник которой выпущен из-под свитера. Пока стюард накрывает на стол, он сидит, забившись в угол, скрестив руки на груди и время от времени разглядывая потолок, как будто его очаровал узор дерева.

Обучающийся инженер — полный лейтенант[14], новичок на борту нашей лодки. Он заменит шефа после этого похода. Северный тип германца, блондин с широким, будто рубленым топором лицом. Пока мы едим, я могу разглядеть лишь его профиль. Он не поворачивает головы ни налево, ни направо и не издал ни единого звука.

Напротив меня сидит шеф. Рядом с командиром он кажется еще более худым и изможденным, нежели в действительности: острый нос с горбинкой, черные волосы, гладко зачесаные назад. Начинающаяся со лба лысина придает ему вид мыслителя, философа. У него карие глаза, выдающиеся скулы и виски. Полные губы, но твердый подбородок. Команда прозвала его за глаза «Распутин» в основном потому, что он еще долго по возвращении из похода продолжает терпеливо и с тщанием ухаживать за заостренной черной бородкой, пока в итоге не решится все-таки сбрить ее и смыть оставшиеся волоски мыльной пеной.

Он находится на борту лодки, начиная с ее первого патруля, и является здесь вторым по значимости человеком, непререкаемый авторитет по всем техническим вопросам. У него совершенно особая сфера полномочий по сравнению с прочими офицерами; его поле боя — пост управления.