В «Динамо» Ребров вернулся, толком не заиграв ни в «Тоттенхэме», ни в «Фенербахче», ни в «Вест Хэме». Он оказался вне системы Лобановского, вне привычных обстоятельств и, не обладая таким талантом, как Андрей Шевченко, моментально превратился в «одного из». Таких — много везде. Клеймо неудачника, прилипшее к Реброву в Англии и Турции (23 гола за пять сезонов — мизер для лучшего бомбардира украинских чемпионатов), позволяло противникам его появления в Киеве — в 31-летнем, стоит заметить, возрасте — громко рассуждать о бессмысленности намерений руководителей «Динамо» вновь обратиться к его услугам. Игорь Суркис, откровенно, в течение многих месяцев, обсуждая с игроком сложившуюся ситуацию, осознавал, разумеется, степень риска задуманной им акции по возвращению Реброва. Однако пошёл на неё смело, понимая, что Ребров возвращается не просто в «Динамо», а в систему «Динамо», если точнее — то в систему Лобановского, выпав из которой он резко остановился в росте, но, к счастью для киевского клуба и сборной Украины, не сломался.
Простоты решений Лобановский настоятельно требовал только при обороне. В атаке, как бы ни упражнялись оппоненты тренера в навешивании на него ярлыков, не существовало никаких ограничений. Во главу угла ставилось движение. Группа в составе пяти-шести футболистов регулярно должна была врываться на чужую половину поля на скорости, используя любые технические элементы при продвижении. «Если этого не происходило, — вспоминает Ребров, — задача, вне зависимости от счёта, считалась невыполненной. Так что впереди всё зависело от нашей изобретательности. И если было движение, найти адресата для передачи не представляло сложности. Поэтому на контратаках мы “разрывали” любую команду».
У киевлян имелись, конечно же, домашние заготовки для позиционной атаки. К ним обращались в ситуациях, когда контратака с нешаблонными перемещениями не получалась и приходилось выстраивать осаду оборонительных линий. Важно было заставить соперника ошибиться. Тот, кто умеет делать это чаще всего, подсказывает опыт развития футбола, и выигрывает.
ЛОБАНОВСКИЙ И МОРОЗОВ
Морозов на поле играл против Лобановского. В составе «Зенита» и «Адмиралтейца». Действовал Морозов в середине поля. Пересекался с Лобановским нечасто. Но когда пересекался, бутсы искры высекали. Борьба разгоралась нешуточная. По словам Морозова, игроцкая часть советского футбольного общества Лобановского недолюбливала. Из-за его независимого поведения и нежелания под кого-либо подстраиваться. Это, по мнению Юрия Андреевича, было одной из основных причин отсутствия к Лобановскому интереса со стороны тренеров сборной СССР. Они — Гавриил Дмитриевич Качалин прежде всего — не хотели запускать в состав игрока, который, как они считали, совершенно не занимаясь интриганством, был способен одним только присутствием в коллективе внести элементы раздрая в содружество людей, желавших стричь под себя любого новичка. Лобановского подстричь было невозможно. Он выделялся непохожестью на других, в шумных послеигровых компаниях не появлялся, пьяных застолий избегал, а потому своим не слыл.
Вне игры Морозов — надо сказать, выпускник, как и Лобановский, технического вуза (окончил физико-химический факультет Ленинградского технологического института) — с Лобановским никогда не встречался. Не встречались они и после завершения игровой карьеры.
Разумеется, друг о друге они знали. Лобановский работал в «Днепре», Морозов на футбольной кафедре лесгафтовского института. Константин Иванович Бесков пригласил Морозова ассистентом в сборную СССР, которую возглавил в 1973 году. Так что тренерскую карьеру Морозов, в отличие от Лобановского, начинал не в клубе, а в сборной. После жестокого поражения в конце 74-го в Дублине — 0:3 от Ирландии в отборочном матче чемпионата Европы — Бескова, как водится в таких случаях, с работы сняли. По его собственной, надо сказать, инициативе: Бесков (и Морозов был с ним солидарен) посчитал, что «ломать» работавших в Киеве по иной методике шестерых-семерых динамовских сборников нет смысла. Пусть этим займутся другие.
Морозов, как и Бесков, заявил о своём уходе из сборной. Руководитель Спорткомитета Сергей Павлов уговаривал Бескова остаться, но тот был непреклонен. Морозов договорился о возвращении на кафедру и уехал в ноябре 74-го на двухнедельную стажировку в Голландию, из которой на свет божий и появился в те годы футбол, названный тотальным. Уехал не один — во главе небольшой делегации, в которую входили переводчик, главный тренер бакинского «Нефтяника» Ахмед Алескеров и... Лобановский. Разместились неподалёку от Амстердама. Местная футбольная Федерация договаривалась с клубами — «Аяксом». «Фейеноордом», другими. В них и уезжали на целый день. Алескеров съездил раз-другой, потом перестал. «Да чего там можно увидеть. Они играть не умеют. Мы лучше играем», — говорил жизнерадостный бакинец и отправлялся по магазинам, из которых привозил горы отрезов — они хорошо «шли» на советском неофициальном рынке.