Лобановский

Ближе всего он сошёлся, пожалуй, с Игорем Суркисом, назвавшим как-то себя «мостиком — громоотводом» в отношениях между Суркисом-старшим и тренером, двумя мощными личностями. Григорий Суркис вовсе не испытывал желания подмять под себя Лобановского, подчинить своей воле. Да и если бы захотел сделать это, у него ничего бы не вышло.

30 января 1999 года Григорий Суркис, проработавший к тому времени с Лобановским ровно два года, поправил ведущего московской телепередачи «Футбол в диалогах», назвавшего Лобановского «великим» тренером. «Великий, — сказал Суркис, — заменил бы на гениальный». Стоит, полагаю, согласиться с определением Бенедикта Сарнова: можно быть великим и не гениальным, гениальным и не великим. Что же до Лобановского, то, по-моему, правы и ведущий телепередачи, и Григорий Суркис.

По мнению Базилевича, «гениальность Лобановского — личности действительно многогранной — проявлялась в умении свой интеллект и мудрость трансформировать (непременно совместно с коллегами — в одиночку ничего не добьёшься!) в конкретные достижения».

Игорь Суркис обратил внимание на то, что во время игры, как, собственно, и во время тренировочной работы, слово Лобановского — закон, не подлежавший обсуждению. Иногда Лобановский, прежде чем принять какое-то решение, советовался с помощниками, но последнее слово всегда было за ним.

Подметил Суркис и такую любопытную деталь. После того как Лобановский в перерыве вносил необходимые коррективы в зависимости от того, что он увидел в первом тайме, во втором команда демонстрировала, вне зависимости от результата, куда более мобильный футбол.

У Лобановского не возникло никаких проблем при возвращении домой. Их и не могло возникнуть. Уезжал он, правда, из одной страны, а вернулся в совершенно иную — с иными хозяйственно-экономическими и политическими реалиями, но сложностей при этом для себя никаких не заметил. Надо полагать, произошло это по той простой причине, что Лобановский давно ратовал за искоренение командно-административной системы — во всяком случае в футболе — и оказался вполне подготовленным к произошедшим изменениям.

Первым делом после официального его представления команде — сделал это Григорий Суркис — Лобановский провёл собеседование с каждым футболистом. Тет-а-тет. Каждому говорил: «Сначала команда, потом — ты». И каждому выдал — в письменном виде — задание на отпуск. На публику игроки о полученных заданиях не распространялись. Но выполнили всё, насколько известно, «от» и «до», и в начале января 1997 года ни у одного из динамовцев не было и грамма лишнего веса.

К официальному представлению новой команде Лобановский готовился очень тщательно. Набросал на листочке тезисы того, что собирался сказать футболистам. Раза два — редчайшая для него вещь! — репетировал своё выступление дома, призвав в слушатели Свету. «Представить себе не мог, — говорил мне Лобановский, — что буду так волноваться перед встречей с ребятами». Но в нужный момент, как всегда, волнение спрятал.

Ему поверили с первого слова, с первого взгляда, за ним хотелось идти. В зал, в котором собрали команду, Лобановский вошёл не спеша, выдержал паузу. «Первое впечатление, — вспоминает Владислав Ващук, — сильный, авторитетный. Привык, что ему подчиняются. В нём нет нервозности или суеты. И взгляд. Цепкий, тяжёлый, очень внимательный».

За киевскими футбольными кулисами игроков предупреждали: он вам покажет, где раки зимуют. Футболисты, среди которых не осталось ни одного игравшего у Лобановского до его отъезда в Эмираты, ждали появления угрюмого, неразговорчивого деспота с кнутом в одной руке и с секундомером в другой.

«Мне рассказывали, — вспоминал Лобановский, — что находились люди, которые пугали игроков моим возвращением, словно маленьких детей серым волком: “Вернётся Лобановский, он вас кнутом гонять станет — взвоете”. Настороженность футболистов при знакомстве — я беседовал с каждым — была заметна невооружённым глазом. Один игрок, например, едва со мной поздоровавшись, угрюмо сказал: “Всё равно серьгу не сниму”. — “Какую серьгу?” — удивился я. Он повернулся в профиль и показал серьгу в ухе. “Поверь, — сказал я ему, — мне совершенно нет дела до твоей серьги. Пусть даже их будет две. Вопрос только в твоей готовности работать и добиваться места в составе”. Этот футболист, стоит заметить, работал на совесть и спустя несколько лет чаще стал появляться в основном составе. Признаться, ни разу не вспомнил о его серьге и даже не знаю, носит он её или нет до сих пор».

Для конкуренции, заданной тренером на новом, более высоком качественном уровне, не имели значения ни возраст, ни прежние заслуги, никакие иные привходящие факторы. Только работа на тренировках и в игре. Народ, по свидетельству Владислава Ващука, загорелся, забегал. Игроков привлекало абсолютно одинаковое ко всем отношение.