«Ливонский» цикл

^{Рига, конец XVI века. Гравюра Г. Брауна и Ф. Хогенберга}

Иван Грозный, напротив, постарался сделать все возможное, чтобы привлечь иностранных купцов и обеспечить им режим наибольшего благоприятствования в торговле. Взятая в мае 1558 года Нарва стала русским «стапелем» и главным пунктом притяжения иностранных негоциантов, а вопрос о «нарвском плавании», «Narvafahrt», по существу, подменил собой вопрос об эмбарго. Пока чьи бы то ни было торговые суда могли свободно проходить в Нарву и разгружаться там, смысла в эмбарго не было, ибо Нарва с ее де-факто режимом свободной экономической зоны (вплоть до того, что в ней не было таможни) как магнит привлекала к себе иноземных торговцев.

О динамике заходов иностранных судов в Нарву можно судить по следующим цифрам (надо иметь в виду, что это данные из книг таможенных сборов с «купцов», следующих через Зунд, то есть далеко не полные). В 1560 году в Нарву прибыло 18 кораблей, в 1562 году — семь, в 1564 году — 12, в 1565 году — уже 40, а в следующем был поставлен рекорд — 98 торговых судов. Подчеркнем еще раз: это только те суда, шкиперы которых однозначно и недвусмысленно указали портом назначения Нарву. А ведь были и те, кто об этом не говорил, и великое множество кораблей шло из ганзейских городов восточнее Зунда.

«Narvafahrt» стало бельмом на глазу не только для императора, но и в намного большей степени для Сигизмунда II, а также для короля Швеции Эрика XIV. Эрик еще больше, чем его отец Густав Васа, мечтал о том, чтобы перенаправить торговые потоки в шведский Выборг, вернув те славные времена, когда этот город играл роль главного посредника в торговле России и Запада. Ну а если не выйдет задумка с Выборгом, тогда можно попробовать с Ревелем, который признал свою зависимость от короля Швеции и принял шведский гарнизон. Надо полагать, не без умысла: ревельские ратманы посчитали, что под эгидой шведского короля они сумеют вернуть своему городу и своей коммерции было процветание.

Решив ковать железо, пока оно горячо, Эрик XIV в апреле 1562 года наложил запрет на «нарвское плавание», перекрыв Финский залив на входе. Во исполнение этого указа были предприняты и приличествующие сему действия. С начала лета 1562 года шведская эскадра начала патрулировать у входа в Финский залив. Уже в июне шведы арестовали 32 любекских корабля, направлявшихся в Нарву.

^{Эрик XIV, король Швеции}

Самоуправство Эрика вызвало бурю негодования у всех, кто был заинтересован в «нарвском плавании». Короля обвинили в «присвоении» моря и попытке ограничить свободу мореплавания и торговли. И хотя уже в августе все того же 1562 года шведский король пошел на попятную, открыв вход в Финский залив и в Нарву при условии уплаты таможенного сбора, тем не менее дело было сделано: некая критическая масса недовольства действиями шведов накопилась. Дания и Любек, возмущенные политикой Эрика, заключили союз и летом 1563 года объявили Швеции войну. Началась Северная семилетняя война. Теперь Эрик и его адмиралы могли на совершенно законных основаниях перехватывать корабли, шедшие к Нарву под датским или любекским флагом (да и под другими тоже), и немедленно этим правом воспользовались, не забывая при этом и своей выгоды — торгуя пропусками в Нарву.

На протяжении последующих семи лет, до самого окончания войны, проблема «Narvafahrt» и торгового эмбарго была теснейшим образом связана с действиями ее главных участников: Дании, Любека и Швеции. Шведы, датчане и любекцы, напрягая все свои силы, вели ожесточенную борьбу за господство на Балтике, и торговый путь в Нарву оказался под угрозой атак со стороны и флотов враждующих держав, и каперов. Император и рейхстаг были бессильны что-либо сделать, чего не скажешь об участниках этого конфликта, имевших и необходимые средства (деньги и флот), и желание, и волю для того, чтобы добиться своих целей. Эрик неоднократно перекрывал вход в Финский залив, на что датский король Фредерик II отвечал закрытием Зунда. Этим он привел в ярость Маргариту Пармскую, регентшу Нидерландов: из-за запрета на проход через Зунд голландские купцы не смогли доставлять восточноевропейское зерно в свои порты, в результате чего Нидерланды оказались на грани голода.

Под шумок свой вклад в борьбу с «Narvafahrt» попытался внести и польский король Сигизмунд II. Свою позицию в письме Маргарите Пармской он мотивировал следующим образом: