Ливиец

Путешествия во времени не приводят ни к каким парадоксам… Это одна из формулировок, предложенных Ольгердом, но есть и другие: свершившееся – свершилось, случившегося не изменить, а это значит, что ткань прошлого нерушима – так, как сказал я Гинаху. Данный тезис – или, если угодно, постулат – двойственен, как и понятие времени. События в прошлом, известные нам, отмеченные в древних письменных источниках и видеозаписях, подкрепленные археологией и прямым наблюдением, являются неизменными; что случилось, то случилось. Это с одной стороны, а с другой мы ничего не можем сказать о неизвестных нам периодах истории, которые еще не наблюдались, о фактах, зафиксированных предками, но не дошедших до нас в виде материальных памятников и документов. В такие периоды могли происходить любые чудеса – всемирный потоп, явление инопланетных пришельцев или вмешательство в прошлое из будущего, сколь бы это ни было невероятным. Иными словами, если я выясню, что ошу исчезли по причинам, связанным с засухой или нашествием врагов, то этого уже не изменить; небулярность иссякает в том же объеме, в каком растет информация, и если наблюдения проведены, иным вариантам, кроме естественных, не остается места.

Как раз об этом и просил меня Гинах. Сходите, коллега, сходите туда для общего спокойствия… Что ж, я схожу, хотя рассчитывал потратить ближайшие месяцы на отдых и обработку материалов. Схожу! Рано или поздно придется это сделать. Я собирался уделить внимание Западной Сахаре через шестьдесят или восемьдесят лет, когда опишу в деталях миграцию в Египет темеху и техени, период в шесть с половиной столетий, от времени Яхмоса до царских ливийских домов XXII и XXIII династий – может быть, даже до битв с эфиопами и ассирийского нашествия. Но с этим можно не торопиться – вдруг изучение эпохи, богатой яркими событиями, потребует не восемьдесят, а сто восемьдесят лет? Такие вещи сложно прогнозировать… А кенгуровый поиск, если спланировать его по-умному, займет не больше месяца реальной жизни.

Я сделал мысленное усилие и очнулся. Коридор с портретами таял в зыбком тумане, и сквозь него просвечивали, перемигивались огоньки, но не звезды и не световые сигналы заатмосферных станций, а радужная голограмма пульта. Звезд я уже не видел – глайдер достиг апогея, повернул и мчался сейчас обратно к Земле, отсчитывая каждую минуту по тысяче километров.

Вниз, вниз, вниз, вниз… Как сани с высокой горы, как падающая комета, как болид, окруженный светящимся ореолом… Вниз, в теплый вечер Детских Островов, к яблоне, к ароматам сирени и орхидей, к бьону сероглазой феи, к ее теплым и нежным губам… Вниз, вниз, вниз…

Вздохнув, я опустил веки и улыбнулся.

08

На Тоуэке время двигалось к полудню.

Для большинства из нас привычен быстрый переход из ночи в день, из утра в вечер, от неба с одной луной или солнцем к другим небесам, где сияют два или три светила, а спутников ночью не перечесть. Туманные Окна, позволяющие странствовать между мирами, одна из основ нашей цивилизации, но важность их не в том, что с помощью пространственных порталов мы достигли звезд, а, как мнится мне, в радикальном изменении обычного бытия. Мы расселились на тысячах планет по всей Галактической Ойкумене, мы обитаем во всех ее рукавах и ветвях, в Гиадах, Плеядах и древних шаровых скоплениях, в Магеллановых Облаках и Облаке Ниагинги, в туманностях Ориона, Телирии и Ронтгира, и все же мы едины. Едины, хотя всякий мир, который становится нам родным, накладывает свою печать на человеческий облик и душу, делая нас легкими, изящными, стройными, как жители Тоуэка, мощными и горделивыми, как великаны Кельзанга, или, подобно альгейстенам, склонными к абстрактному мышлению. И все же мы едины, ибо каждый из нас – житель прародины Земли, куда выходит хоть одно окошко его бьона.

Расстояние исчезло, но это не значит, что исчезло время. Просто появилась возможность потратить его с большей пользой, чем на преодоление расстояний.