Окольными путями герольд доставил наконец Мартина вместе с Ульрихом в епископский пфальц, внушительного вида здание посреди обнесенного каменной стеной двора, южной своей частью примыкавшего к территории собора. Несмотря на усталость, Мартин с любопытством выглядывал в окно, надеясь получить хоть какое-нибудь представление о том месте, куда его привезли. Массивные формы романского собора подавляли своей тяжеловесной мощью. Он разглядел четыре башни и два купола, столь высоко устремленные в небо, что тяжелые свинцовые облака, висевшие над городом, казалось, задевали их.
По другую сторону площади проезжая дорога сужалась, упираясь в стену со рвом и сторожевыми башнями. Вдоль рва, в котором квакали лягушки и пузырилась зеленоватая, подернутая ряской вода, выстроились, теснясь друг к дружке, двухэтажные домики с деревянными галереями, в которых, по-видимому, жили слуги епископа.
Перед порталом пфальца, искусно отделанным красным песчаником, собрались люди, которые поджидали Мартина. Среди них было двое советников магистрата города Вормса и приор ближнего монастыря, который с удрученным лицом сообщил ему, что из-за многочисленных протестов его монахов он, к сожалению, не может предоставить собрату по ордену из далекой Саксонии приют в своем монастыре.
Мартин устало улыбнулся приору. Хотя пропотевшая ряса липла к телу и мысль об отдыхе в тиши и благолепии монастыря всю дорогу грела ему душу, он все же обрадовался, что в Вормсе ему не придется все время жить под контролем монашеского ордена. Предусмотрительный Каспар Штурм снял для него неподалеку от подворья мальтийского ордена две комнатки, в которых он спокойно мог провести время в ближайшие дни, набираясь сил перед допросом.
Некоторое время спустя Мартина в сопровождении брата Ульриха через открытые ворота впустили во внутренний дворик пфальца, весь увитый виноградом. Из глубины двора доносился плеск воды, льющейся по каменным уступам в чашу колодца, какие обычно встречаются на больших площадях. Хотя Мартина мучила жажда и языку него буквально присох к гортани, он не решился подбежать к колодцу, потому что не хотел привлекать к себе излишнее внимание придворных. Он осторожно осматривался. Обилие вооруженной стражи беспокоило его. Как будто ненароком они следили за каждым его движением. Мартин задавал себе вопрос, не получили ли они распоряжение ни на секунду не выпускать из виду его самого и его спутников. Ответ на этот вопрос он получил очень скоро.
— Взгляни-ка наверх, — тихонько прошептал ему брат Ульрих и указал глазами на окно, под которым располагался балкон, опиравшийся на стройные колонны. — Священник, который так угрюмо глядит на нас оттуда… Это случайно не тайный советник кардинала Каэтана?
Мартин насторожился. Украдкой посмотрел он туда, куда едва заметным жестом указал ему Ульрих, и действительно заметил долговязую фигуру папского легата. Там, опираясь широко расставленными руками на перила балкона, стоял Алеандр и внимательно смотрел на него. Посланник казался утомленным и каким-то хилым. Хотя он был старше Мартина всего на несколько лет, но выглядел человеком, жизнь которого давно уже начала клониться к закату. На его бесстрастном мрачном лице виднелись следы недолеченных ран; от правого угла рта к подбородку тянулся уродливый шрам. Мягкие складки его красной шелковой мантии отчетливо выделялись на фоне серой каменной стены.
Взгляды Мартина и Алеандра на мгновение встретились. Мартин подумал, не стоит ли поднять руку в знак приветствия, но весь вид Алеандра говорил о том, что он не ждет подобного жеста. Так что Мартин воздержался. В следующий же момент его отвлек вооруженный бородач в развевающемся плаще, который спешил к нему и к Ульриху из боковых ворот пфальца. Он, по-видимому, был важной птицей, потому что по его знаку оба молодых стражника, охранявших ворота, схватили свои копья и без промедления последовали за ним. Мартин в замешательстве обернулся. Бросив взгляд на балкон, он увидел, что Алеандр исчез.
— Доктор Лютер? — Начальник стражи епископа хмуро окинул взглядом сначала Ульриха, потом Мартина. Мартин вежливо кивнул. После восторженного ликования людей у городских стен и на рыночной площади злобное лицо этого стражника и постные физиономии его подчиненных он воспринимал чуть ли не с благодарностью. Во всяком случае, их поведение возвращало Мартина к суровой действительности.
— Я брат Мартинус, доктор теологии, монах-августинец, — немного помедлив, нерешительно произнес он.
— Вас наверняка предупредили о том, что полномочия императорского герольда у ворот этого пфальца прекращаются. С этого момента я и мои люди берем на себя заботы о вас.
— Нет! — в отчаянии воскликнул брат Ульрих.