Люси Краун

Тони занял место за столиком, провожая глазами мать, которая пошла по гравиевой дорожке между столами. Он отметил про себя, что она по-прежнему стройна и держа ровно спину и уверенно ступая все такими же красивыми ногами. На ней были нарядные туфли на высоком каблуке, потому что она вышла из гостиницы утром, еще не зная, что ее ожидает поездка за город. За другим столиком сидели двое мужчин и ели лангуста. Тони заметил, как они прекратили жевать и не сводили с Люси восхищенных взглядов, пока она не исчезла в дверях гостиницы. И сколько же мужчины смотрели на нее вот так, подумал Тони? Более тридцати лет? И что это значит для нее?

Подошла официантка, Тони заказал форель и салат для них обоих и бутылку белого вина. По крайней мере, я хорошо пообедаю сегодня.

Он уже жалел, что поехал. Его просто застигли врасплох, ему стало любопытно, да и эта его природная склонность к вежливому обращению, его стремление угодить и делать то, что его просят. Но теперь он был встревожен и растерян, и воспоминания, которые принесла с собой мать причиняли ему боль и заставляли испытывать острое чувство стыда. И она в то же время почему то давала ему почувствовать, что он стар, что в свои тридцать лет он даром прожил большую часть своей жизни. Они ничего не обсуждали, но создавалось впечатление, что они отправились вместе в это бессмысленное путешествие в Нормандию, чтобы оценить его достижения в зрелом возрасте по сравнению с теми возможностями, которые он обещал еще будучи мальчиком, когда они виделись в последний раз.

Она отправился в такой далекий путь только чтобы причинить мне боль, подумал Тони.

Тут он понял, что в матери больше всего его взволновало выражение лица, которое он заметил в тот момент, когда они подъехали к гостинице и она начала просыпаться. Это была нежная скрытная женская улыбка, даже скорее намек на улыбку. В памяти всплыл эпизод детства, когда мальчиком он сквозь просвет в шторах увидел мать в объятиях Джефа. Он запомнил ее лицо повернутое к окну, закрытые глаза, слегка приоткрытые губы и улыбку, которую он никогда еще ни у кого не видел — самодовольную, жадную, отвергающую все, кроме собственного удовольствия, шокирующую силой нескрываемого наслаждения и эгоизма. Эта улыбка преследовала его, она стала для него сигналом опасности всего женского пола. И когда бы он не оставался один на один с женщиной, он искал признаки этой улыбки, намек на нее, как азартный игрок, выискивающий крапленую карту или солдат в поисках мины. Это делало его замкнутым и холодным, превращало его из участника событий в наблюдателя и мешало ему всей душой отдаваться чувству. Женщины, которых он знал, чувствовали его напряженную наблюдательность. Ни одна из них так и поняла, что это такое и что скрывается за этим, но его часто обвиняли в разгар самых разнообразных женских истерик в том, что он подозрителен, холоден и неспособен любить. Оглядываясь назад на свои отношения с женщинами, Тони думал об этом как об одном долгом ряде упреков, в котором время от времени только менялись авторы, а сами обвинения, серьезные, угрожающие и неоспоримые, оставались теми же.

Ни одна из женщин, с которыми он был когда-то близок, не становилась впоследствии его другом, и он уже привык к напряженным и мстительным лицам бывших любовниц, которых ему доводилось случайно встретить потом. Тони покинул Америку в 1947 году, потому что девушка, которую он любил, как он считал, безумно, отказалась выйти за него замуж.

— Я люблю тебя, — сказала девушка, — но боюсь. Ты не со мной все время. Даже когда ты целуешься, ты будто оцениваешь меня. Бывало я ловила твой взгляд и иногда от него у меня мурашки бегали по спине. Я не могу избавиться от чувства, что ты в любой момент можешь уйти. Я не могу удержать тебя, и я уверена в глубине души, что, проснувшись однажды утром, я не найду тебя рядом. Ты беглец, и не только от меня или от любой другой женщины. Я видела, как ты ведешь себя с другими мужчинами, я говорила с ними о тебе, и у всех то же впечатление. Нет среди них человека, который мог бы признать тебя своим другом… Ее звали Эдит, у нее были длинные белые волосы, и она потом вышла замуж за человека, который жил в Детройте, родила двоих детей и потом еще два раза разводилась.