Стоит упомянуть для торжества истины, что жила немало лет в судьбе Домашнева ещё Маша, при мысли-воспоминании о коей сердце его каждый раз сладко притискивало, и редкие её звонки, письма, а в последнее время и мэйлы явно убыстряли кровоток в его организме, но с Машей он в последний раз виделся уже более трёх лет назад, так как обитала она теперь страшно далеко — в Америке…
Итак, понятно, что Алексей Алексеевич Домашнев в свои пятьдесят был глобально, тотально и хронически одинок. Все пять (или сколько там) миллиардов человеческих особей, обитавших вместе с ним на земном шарике, были для него абстракцией, условностью, тенями. Рядом (в пространстве) только три души обретались: старый рыжий кот Фурс (по человеческим меркам — старичок лет 70-ти), тёща, Пелагея Петровна, уже совсем больная, не встающая с постели, и крашенная хной жена, Дарья Николаевна (она преподавала литературу и русский язык в лицее), с которой вековали они под одним потолком чаще всего в разных комнатах двухкомнатной квартиры, словно в коммуналке. Жар страсти, любви, влюблённости давно прошёл-растворился (почти тридцать лет уж вместе — поженились ещё в аспирантуре!), осталась привязанность, привычка совместной жизни и, в часы обоюдного хорошего настроения, — ровная нежность. Доходило порой дело и до объятий-поцелуев, но, увы, всё реже и реже. Дело катилось к тихой спокойной совместной старости.
Впрочем, Алексей Алексеевич о старости даже и думать не желал, бодрился: по утрам зарядочку делал, на дачу ездил-гонял на велосипеде, с первым же снегом лыжи с антресолей доставал, в еде был умерен, живот не распускал (одежду носил 48-й нумер), ещё пятнадцать лет тому бросил курить, а последние три года и сухой закон сам для себя объявил — спиртного в рот не брал ни капли (до этого же ох как употреблял во зло!). К тому же природа явно благоволила Домашневу: выглядел он значительно моложе своего возраста, старался и одеваться помолодёжнее — джинсы, куртки, майки, свитера, а галстук напяливал только в исключительных случаях, что не очень-то нравилось коллегам-профессорам (особенно — профессоршам) старорежимной закваски. Зато Домашнева нередко ещё на улицах и в транспорте городском именовали-величали «молодым человеком». Надо признать, такое обращение слух Алексея Алексеевича ласкало, но голову особо не кружило: на молодых женщин, а тем более девочек-студенточек он поглядывал в последнее время уже, можно сказать, чисто эстетически. Он и в молодости уж шибко рьяным донжуаном не был, а с годами и вовсе ему скучно стало тратить время на мимолётные романы-приключения, ухаживания-волочения, влюбиться же опять по-настоящему, горячо и пылко, как в свою Дарью в молодости или позже в Машу, никак что-то не вытанцовывалось.
Как вдруг случилось ЭТО…
В судьбе, наверное, каждого человека бывают периоды, когда события начинают накатывать-обрушиваться одно за другим штормовыми волнами, словно испытывая — выдержит ли он такое ускорение, такое взвихрение ритма повседневной жизни и напор перемен? Вот у профессора Домашнева подобное и началось в середине прошлого года. Алексей Алексеевич работал ещё в техническом университете. Сначала появилась в его повседневности Оля. Он, конечно, давно мечтал заиметь настоящую любовницу, то есть такую, с которой встречался бы тайно и регулярно, которая ласкала бы его, лелеяла и любила, но не требовала бы от него ничего серьёзного — жениться, допустим, на ней или подарить ей ребёнка… Ведь вот читаешь всякие романы-повестушки или киношки-видео смотришь: блин, ну у каждого нормального женатого мужика есть на стороне такая милая любовница — где они только их берут-откапывают? Но вот Бог, видно, услышал и Алексея Алексеевича тайные мечтания.