Льюис Кэрролл

Кэрролл по-прежнему любил театр. Но порой случались эпизоды, которые смущали его. Конечно, он всегда подчеркивал, что не ему предъявлять пуританские требования к театру, однако настаивал на том, что на сцене не должно происходить ничего, что могло бы оскорбить глаза и уши «настоящей леди». Еще в середине 1870-х годов он обидел своей щепетильностью актрису, пригласившую его с двумя друзьями в «Лицеум» на «Гамлета» в постановке прославленного Ирвинга и предоставившую в их распоряжение королевскую ложу. В фарсе, который давали после Шекспира, прозвучало слово «Проклятье!». Кэрролл написал своей знакомой письмо, в котором решительно возражал против употребления этого слова. (Заметим, подобные слова в «Гамлете» такой реакции у него не вызывали!) Актриса не ответила, и всякие отношения с ней и ее супругом были прерваны.

Кэрролл особенно возражал против использования в шутках библейских цитат, на что были горазды не только театральные люди, но даже порой и оксфордские священники. В этих случаях он обычно писал виновникам или, если представлялась возможность, выражал свое мнение устно.

Однако позднее в высказываниях Кэрролла о театре начинают звучать и иные ноты. В июне 1888 года он опубликовал в журнале «Театр» статью «Подмостки сцены и дух пиетета», изложив в ней мысли, которые давно занимали его. Он начинает с обещания, что эта статья не является, как часто бывает, замаскированной проповедью:

«Я хочу поговорить с читателем, который посещает театр или сам пишет для театра и, возможно, удостоит меня своим вниманием как человека — не как церковнослужителя, не как христианина, даже не как верующего в Бога, но просто как человека, который признает (это действительно очень важно), что существует различие между добром и злом, который понимает, что от злых людей и злых поступков происходит большая часть бед в жизни, если не все беды. И разве не может также слово “добро” иметь более широкое значение, нежели то, которое обычно используется? Разве не может оно по справедливости включать в себя всё, что есть смелого, мужественного и истинного в человеческой природе? Несомненно, человек может почитать эти качества, даже если он не принадлежит ни к какому из религиозных вероисповеданий».

После столь смелого и неожиданного для священнослужителя вступления он, ссылаясь на лекцию историка Робертсона, приводит поразительный пример признания мужества врага у разбойничьих племен Верхнего Синда (на территории современного Пакистана): одержав победу в одной из битв, те почтили память павших врагов, повязав им на кисти рук красные шнурки — знак мужества, которым они отмечали своих убитых. Подобное почитание нередко увидишь на сцене. Кэрролл пишет:

«Я подразумеваю под почитанием просто веру в некое доброе и невидимое создание, находящееся вне пределов человеческой жизни, как мы ее понимаем, и над ними; создание, перед которым мы чувствуем себя ответственным. И я считаю, что “почитания” заслуживают самые деградированные виды “религии” как воплощение в конкретной форме принципа, который самый ярый атеист не боится почитать теоретически. Эти предметы можно классифицировать под двумя заголовками, в соответствии с тем, как они связаны с принципом добра и с принципом зла. Под первым заголовком мы можем назвать Божество и добрых духов, акт молитвы, места поклонения и священнослужителей; под вторым — злых духов и грядущее наказание».