— Сейчас мы куда? — задал, обернувшись, я вопрос Третьяку, который что-то рассказывал девушке.
— Уже недалеко, километров сорок еще пилить, там грузим защищенную электронику по заказу наших армейцев, берем одеждку для себя, кому надо и напрямую к Северо-Восточному форпосту. Конечно, если все нормально пройдет. Но я так не думаю, — многозначительно посмотрел тот, на делающего вид, что дремлет Каспера, — Кстати, девушка выбрала себе имя — теперь зовут ее Ирией!
— Приятно познакомится, Люгер, — ответил я, улыбнувшись.
Тронулись. Вновь погрузился в мысли. Одолевали. И были какими-то безрадостными. Как говорится, куда взгляд ни кинь, всюду клин. Чертов черный квадрат заставил вновь вспомнить пророчества психа. Но кроме этой невнятицы, существовала и настоящая проблема, проблема, которая без всякой прочей мистики может стать решающей в обрыве моей линии жизни. Так, по словам Каспера, крестовики ищут самых результативных ловцов жемчуга, Цемент со своим походом к шлюхам с чемоданом потрохов высших зараженных, похоже, засветился. Дальше… А вот что дальше? Дальше, как крестовики смогли точно вычислить место, где орудовал тот, играя в зомби-ферму? Тоже проболтался? Или прошлись широким бреднем по местам возможного использования их наработок? Вопросы, вопросы, ответов же нет и никто мне не расскажет ничего, не принесет на блюдечке. Открыться Третьяку, выложить всю подноготную? Да, прямо сейчас! Товарищ крестный, тут такая ерунда, я знаю как… Ага-ага. На ровном месте ему не доверяешь. Например, зачем соврал про количество своих крестников, как там? «Всех их не упомню, поменьше, чем у Цемента», которого кстати, оживить бы, убить, снова оживить, и снова грохнуть, желательно в таком виде, в каком Гогу. Так вот, слабоумием вроде бы Третьяк не страдал, поэтому двух других крестников он вполне должен помнить. Раз так, почему ложь? С другой стороны, просто ушел технично от ответа. Можно это даже объяснить следующим, хотя с большими натяжками, но как там у крестного мыслительный процесс происходил, я не знал. Например, чтобы меня чувство ложной городости не обуяло, мол, мой крестный сам Третьяк, у которого всего их таких трое. Опять же Гранит, что-то ведь хотел сказать, падла, уже рот открыл, но передумал. Или специально создал такую атмосферу? Чтобы недоверие заронить? Черт его знает… А не пошло бы оно все!
Пригород появился внезапно. Сразу за резким поворотом, скрытый густым березовым лесом, который последние километров десять, все гуще и все ближе подступал к дороге. Сначала мы долго тряслись по стабу, если судить по сохранности асфальтового покрытия. То тут, то там зиявшего провалами, наполненными мутной водой, после проезда первых единиц техники. Теперь же катились мягко и с ветерком, без остановок, тем более столь частых, как ранее, двигаться было одно удовольствие. Красномордый ловелас позади не на шутку разговорился с девчушкой, Каспер дремал или делал вид, а водитель держал руль одной рукой, лениво грыз семечки, кидая шелуху себе под ноги.
Как и в любом российском городе, сначала по обеим сторонам от дороги потянулись дачные участки. Домики, которые креативный советский человек лепил из всего до чего мог дотянуться на рабочем месте, а также воплощающими собственное виденье прекрасного, соседствовали с двух и трех этажными дворцами сплошь из красного кирпича, так любимого всеми в девяностые начало двух тысячных. Ближе к въезду новостроек становилось все больше и больше. Здесь уже перед особняками был проложен асфальт.
Возле бетонной будки с надписью «пост ДПС», наша колонна остановилась.
— Неисповедимы пути Улья, — недоверчиво хмыкнул Каспер, который сразу же оказался возле меня, заглядывая в бронированное окно. Настроение у него уже давно вернулось к привычному — злому, веселому и задиристому, — Впервые вижу столько сразу народу, тут часом не Тянучка?
Обернулся он к привставшему с места Третьяку, вытянувшему короткую шею, насколько она позволяла, и так же смотревшему впред, на дорогу. Я ожидал, что крестный проигнорирует вопрос недавнего врага, но тот ответил, с некой растерянностью в голосе:
— Нормальный это кластер, вроде бы. Всегда был. Удивляться было с чего, шестнадцать человек: девять мужчин и семь женщин, строго по Пушкину — «цыгане дружную толпой», одетый кто во что горазд, бросились наперерез колонне.
Хотя бросились это преувеличение. Слабо заковыляли. Выглядели они хуже, чем французы, покидавшие Россию в 1812 году. В грязи, еле переставляющие ноги, поддерживающие друг друга. Хотя пара из них держалась довольно бодро, не в пример остальным. Один высокий и худой парень, в очках с нарочито огромной оправой, он даже стоя на одном месте рядом с Гранитом, о чем-то его спрашивающим, умудрялся как-то пританцовывать, поворачиваться, размахивать руками.