Господи, как хочется домой! Наверное, как многие из наших парней, не задумываясь продал бы душу за возможность неслышно подняться по стертым ступенькам в старом подъезде, стены которого были еще недавно исписаны твоей же собственной рукой вдоль и поперек… тихонько открыть дверь своим ключом (который многократно и задумчиво вертел в руках, представляя картину долгожданного возвращения домой в красках, в ролях, в лицах и до мельчайших подробностей), …переступить порог родного дома, …жадно втянуть ноздрями еле уловимый, до комка в горле, дорогой и знакомый с детства, а сейчас почти забытый запах родного дома, …крепко обнять отца и, показывая удаль молодецкую, легко оторвать охнувшего от неожиданности «старика» от пола, сильно прижимая его к своей груди, …смущенно чмокнуть в щеку любимую мамочку, у которой почему-то и совсем некстати прибавилась пара глубоких морщин и седая прядь волос. Откуда?! Зачем?! Ведь раньше же не было?! …или не замечал?! …не видел?! Мама, мама, зачем же ты стареешь?! Не надо! Прошу тебя, не надо, подожди! …бросить сумку с нехитрыми казенными вещами, …с наслаждением принять душ или нет, …конечно же, нет, …не душ, а неприлично долго полежать, и томно понежится в обычной горячей ванне …с пеной. Да-да, именно с пеной (несбыточная роскошь, абсолютно недоступная в стенах военного училища), пока непрестанно охающая и ахающая мама суетливо накрывает на стол.
За столом, солидно хмурясь с показной серьезностью, некогда строгий отец обязательно вытащит из холодильника запотевшую бутылочку дефицитной водочки или из шкафчика — бутылку мегадефицитного коньяка (в стране «горбачевская» оголтелая и показушная борьба с виноградниками, виноделием, производством коньяка, вина, водки и прочей алкогольной продукции) и, мельком поймав укоризненный взгляд матушки, важно пробурчит.
— Мы по «маленькой», парень уже совсем взрослый! Чуток можно. С дороги. Ну, с приездом сынок. Наконец-то ты дома…
А ты, проглотив содержимое рюмки фактически «на автопилоте» и не оценив по достоинству весь аромат, насыщенный букет, богатое и стойкое послевкусие благородного напитка, не почувствовав ничего, кроме обжигающей горечи, жадно набросишься на домашнюю пищу, хаотично поглощая все наличное продуктовое изобилие, заботливо приготовленное руками родной мамочки …и будешь почти давясь от непроизвольной алчности, запихивать за обе щеки …и старательно глотать плохо пережеванные деликатесы, вперемешку с обильными домашними вкусностями, которые недоступны в стенах военного училища.
А мама тихо всхлипнет и смахнет украдкой, ненароком набежавшую слезинку …и добавку, конечно же, наложит щедрую добавку, которую положит еще и еще много раз, …не давая ненаглядному сыночку даже теоретически приблизиться ко дну своей тарелки.
Когда первая волна непроизвольной жадности — «хаотичный жор» постепенно сойдет «на нет» и в заметно отяжелевшем организме мягко поселится устойчивое отвращение к пище как к таковой, то прилично осоловевший и опьяневший от давно забытого ощущения абсолютной сытости, а не от пары «дежурных» рюмочек коньяка, ты медленно и слегка пошатываясь, выползешь из-за стола и под пристальными взглядами откровенно счастливых родителей, пройдешь в свою комнату (отдохнуть с дороги).
В «детской» комнате, окунувшись в тонкую ностальгию, задумчиво и почти бесцельно будешь перебирать старые вещи из своего гардероба …с колоссальным трудом, влезая в неожиданно «ставшие маленькими и усохшими»…
И с несказанным удивлением заметишь, что за незаметно пролетевшие 6-ть месяцев, некогда знакомый и казавшийся постоянным (как скорость света в вакууме или масса электрона) мир вокруг тебя изменился и в зеркальном отражении на тебя смотрит уже несколько другой человек. Я?! А вроде уже и не я?! Или все же я, но немного другой?! Что-то неуловимое изменилось, а что?! Плечи стали шире, осанка ровнее, …глаза…, именно глаза…, взгляд стал серьезней, жестче… Мде…, дела?!
Затем снимешь трубку телефона, «автоматически» наберешь знакомый «до боли» номер и услышав звонкое девичье: «Алло!», неожиданно севшим голосом, тихо прошепчешь.
— Здравствуй, это я…