«Ничего, – думал он, – папа Ларссон, Лабан и все другие ещё узнают, что я их вовсе не обманывал. Но Максимилиана в любом случае нельзя считать своим другом, для игр он вообще не годится», – продолжал размышлять, бредя по дороге, Людвиг Четырнадцатый.
И вдруг он остановился.
Пускай Максимилиан не захотел быть ему другом, но ведь там, во дворе, жили ещё и другие. Там была Тутта Карлссон! После всего, что случилось вчера вечером, он совсем забыл про неё.
– Проберусь-ка я опять в курятник, – бормотал про себя Людвиг. – Дорогу я помню, привидений на клубничном поле больше не боюсь. Опасен только Максимилиан, но с ним я как-нибудь разберусь.
Он трусцой бежал по лесной тропинке и напевал:
Это была старая детская песенка, он её слышал от своего отца, а тот – от людей, которые любили под неё танцевать на рождественских праздниках. Песня была, правда, не совсем подходящая, потому что стояла середина лета и бежал он не по льду, а по тропинке. К тому же Людвиг не знал её всю, только начало.
С песней всё равно было легче. Он добрался до канавы, где вчера встретился с Туттой Карлссон. За канавой возвышалась изгородь. Людвиг Четырнадцатый прополз между прутьями и припустил дальше, к овсяному полю.
Он благополучно миновал поле, добежал до огорода. А дальше лучше было ползти на животе, чтобы люди его не заметили.
Людвиг Четырнадцатый заранее радовался, что сейчас встретится с Туттой Карлссон.
продолжал он напевать свою песенку, повторяя те же первые строчки.
За клубничными грядками он увидел фигуру. Она ему показалась знакомой.
«Эти пугала и вправду похожи на человека, – подумал он. – Но теперь я не дам себя обмануть».
И Людвиг Четырнадцатый беззаботно пополз дальше. Он опять собрался было напевать ту же песенку, но передумал.
«Лучше я придумаю сейчас что-нибудь про пугало! – решил он. – Про то, как они смешно стоят, хорошо, что не ходят».
Людвиг приподнялся на задних лапах, изображая из себя пугало с растопыренными руками, и начал:
И вдруг перестал петь, потому что фигура оказалась совсем близко и он смог её как следует разглядеть.
Внизу у этой фигуры были коричневые сапоги.
Над ними Людвиг Четырнадцатый увидел коричневые штаны, зелёную куртку и на самом верху шляпу.
А под шляпой настоящие глаза, нос, рот и уши.
От растерянности он даже рот разинул. Как такое могло получиться?
В прошлый раз фигура была не такая: без сапог, в старой, рваной одёжке, а главное, без глаз, носа, рта, ушей.
И только тут до Людвига Четырнадцатого наконец дошло. Это было никакое не пугало.
ЭТО БЫЛ ТОТ ЖЕ САМЫЙ ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ЕМУ ВСТРЕТИЛСЯ ВОЗЛЕ КУРЯТНИКА!
Людвиг Четырнадцатый кинулся убегать – но опоздал. Человек уже ловко схватил его.
– А-тот-самый-плутишка!
Людвиг Четырнадцатый почувствовал, как его поднимают в воздух. Так высоко он ещё никогда не оказывался, даже когда взбирался на покрытый мхом камень у выхода из норы. Человек держал его за загривок. Это было не самое приятное ощущение. Людвиг жалобно заскулил, ему хотелось назад, на землю.
– Это-кажется-ты-навещал-наш-курятник? – спросил человеческий голос.
«Научился бы человек хоть говорить понятно, – подумал Людвиг. – Какое-то сплошное длинное слово, ничего не разобрать».
И снова заскулил, желая подтвердить, что да, это он был в курятнике.
– На-вид-не-такой-уж-опасный, – продолжал человек. – Наоборот-кажешься-довольно-симпатичной-лисичкой. Пожалуй-ты-понравишься-моим-детям.
Человек взял Людвига под мышки, понёс его во двор и там посадил в ящик, сделанный из проволочной сетки.
– Теперь-ты-будешь-жить-здесь! – сказал он и тщательно, на два оборота, закрыл ключом замок. – Марлотты-и-Петера-сейчас-нет-дома-но-скоро-они-придут.
«Какое смешное имя для человеческого детёныша, – подумал в тоске Людвиг. – Марлоттаипетер».
(Правда, немного погодя, когда нашлось время лучше подумать, он догадался, что имелись в виду двое детей, каждый со своим именем: Марлотта и Петер.)
– Максимилиан-иди-ка-сюда! – продолжал кричать человеческий голос. – Посмотри-кого-я-поймал. Вчера-он-тебя-сумел-одурачить-а-сегодня-я-поймал-его-голыми-руками. Этот-хитрец-Ларссон-будет-неплохой-игрушкой-для-моих-детей.
В других обстоятельствах Людвиг Четырнадцатый мог бы порадоваться, услышав, что его уже третий раз называют хитрецом. Но сейчас ему совершенно не хотелось стать забавой для детей человека. Ему хотелось домой, в лес.
Максимилиан оставался возле клетки, когда его хозяин ушёл.
– Ну что, разве я тебя не предупреждал, чтоб ты держался подальше? – пролаял он.
– Ты бы меня освободил, – всхлипнул Людвиг Четырнадцатый. – А я, честное слово, клянусь, что никогда больше сюда не вернусь.