Людоед, который объелся

Я делал свое дело – носился по вызовам туда, где обнаруживались неразорвавшиеся бомбы, буквально выслушивал их через стетоскоп, отвинчивал головку взрывателя, зная, что стоит кашлянуть – и ты полетишь в вечность. Нервное это дело, Джонни! Когда наступала краткая передышка, расслаблялся. В расслабленном состоянии я здорово напивался.

Однажды ночью бомба попала в отель «Брунсвик Хауз». Во время бомбежки мы делали все, что потребуется. Я оказался в спасательном отряде. Мы держали пожарную сеть, чтобы люди могли прыгать в нее из окон третьего этажа. В окне третьего или четвертого этажа я увидел мужчину. Он боролся с женщиной и парой ребятишек! Ему удалось оттолкнуть их и выпрыгнуть первым. Когда мы извлекли его из сетки, я его узнал. Это был Обри Мун, известный писатель и военный корреспондент. Я знал его по фотографиям в газетах. В конце концов и женщина, и дети были спасены буквально за минуту до того, как вся эта часть здания рухнула.

Джона поразила ненависть в голосе отца, когда он произнес имя Муна.

– Примерно через неделю, а может, немного позже, – продолжал Мак-Айвер, – Мун явился к нам в офицерскую столовую в качестве гостя. Он был тогда страшно популярен. Люди во всем мире лили слезы в чай, когда читали за завтраком его репортажи. Наш командующий попросил Муна сказать несколько слов. И тогда Мун рассказал о бомбежке «Брунсвик Хауза», о героизме людей и, в скромных выражениях, о собственном героизме, который он проявил при спасении многих жизней. – Мак-Айвер перевел дух. – Я уже порядочно нагрузился, Джонни! К тому же в те годы мы не любили фальшивых героев. Я встал и рассказал все, чему был свидетелем. Моветон, конечно, но мне было наплевать на манеры. Я возмутился, когда услышал, как он трубит о своем героизме. После моего рассказа его речь показалась такой дешевкой. Полковник публично высказал мне порицание, а неофициально похлопал меня дружески по плечу. Разумеется, я знал, что отнюдь не приобрел друга. Но я тогда не догадывался, что приобрел врага, имеющего власть, влияние, а главное – деньги, и что он будет преследовать меня, пока кто-нибудь из нас не отправится в мир иной…

Дрожащей рукой Мак-Айвер поднес к трубке спичку.

– Поверишь ли, Джонни? Я больше никогда не встречался с Муном. Но он все время держит меня за горло, каждую минуту, все эти семь лет.

Джон молчал, боясь прервать этот внезапно хлынувший поток слов.

– Ты знаешь, почему я после войны остался в армии, – продолжал Мак-Айвер после минутной паузы. – Никакой работы. У меня были знания и опыт, которые пригодились в военном деле. Я получил новое назначение. Мой новый командир во время войны был временно генералом, а теперь получил постоянный чин полковника. Он вел себя так, будто весь мир виноват в его понижении. Он был недалекий малый. Когда-то ему посчастливилось жениться на очень привлекательной молодой женщине, которая служила под его началом в женском вспомогательном отряде. Может быть, ее прельстила золотая полоска и ореол его чина во время войны, но теперь он ей осточертел. Мне нравилась эта девочка. Ее звали Кэтлин. Когда я говорю: она мне нравилась, Джонни, это значит, она нравилась мне как человек, с которым вместе работаешь и встречаешься каждый день. Между нами ничего не было. Абсолютно ничего! Вот пример исторического факта, переписанного заново, когда ложь стала истиной. Однажды вечером мы были на танцах в одном частном доме. Я танцевал с Кэтлин – по долгу службы. Все младшие офицеры танцевали с женами своих полковников. Я заметил, что в этот вечер она пила много больше, чем следовало бы, с каким-то странным, отчаянным видом. Она попросила проводить ее на балкон – подышать свежим воздухом. Почему она выбрала именно меня для своих признаний – не знаю. Все это было как-то путано и дико. Она не переносит полковника. Она любит кого-то другого. Она должна каким-то образом стать свободной. Не могу ли я ей помочь? Конечно, я сказал «да», не придав этому особого значения. На следующий день она мне позвонила и пригласила в отель «Рассел Сквер», в номер 62. Мне это не понравилось. Я вовсе не хотел втягиваться в сложные отношения почти незнакомой женщины. Но у нее был такой отчаянный голос! И я пошел…

Трубка Мак-Айвера погасла. Он потянулся было за спичками, но передумал и положил трубку на стол. Джон заметил, что руки его дрожат.